Въѣздъ въ Парижъ

Константину Дмитріевичу Бальмонту. яичко Весна. А гдѣ же воздухъ, нашъ весенній воздухъ, снѣгъ плывучій, крикъ пѣтуховъ разливный, журчливыя канавки подъ ледкомъ, по утру? гдѣ радость, заливающая сердце, — радость ни съ чего, какъ будто?.. И въ щебетаньи воробьевъ въ пустыхъ деревьяхъ, въ блескѣ засочнѣвшихъ почекъ, и въ блескѣ первыхъ камушковъ на мостовой, и въ первыхъ лужахъ, и въ будто потеплѣвшемъ звонѣ, тающемъ, весеннемъ. Каштаны въ „свѣчкахъ41 не замѣнятъ мнѣ пушистой вербы, березки вольной, хлестающей по вѣтру. Жесткія деревья, плачутъ сажей. Весна? Въ дождѣ — какъ осень. Нѣтъ пробужденья, нѣтъ улыбки ясной, какъ у насъ, „Улыбкой ясною природа „Сквозь сонъ встрѣчаетъ утро года. Ищу чего-то. Земля — чужая, небо... — и оно другое. Или мои глаза — другіе?.. Изъ глубины душевной, гдѣ тѣни прошлаго, я вызываю мое небо. Свѣтлое, голубоватое, какъ пологъ надъ моей кроваткой, всегда въ сіяньи. Бѣлыхъ ли голубей въ немъ крылья, кресты ли колоколенъ въ блескѣ... или это снѣжокъ сквозистый, облачка?.. Оно вливается потокомъ въ окна, крѣпкимъ, свѣжимъ, все заливаетъ новымъ, даже глухія сѣни, гдѣ еще хмурый холодокъ зимы, гдѣ еще пахнетъ звѣздными ночами, мерзлымъ трескомъ. Мое родное, мое живое небо. Въ витринахъ—груды яицъ изъ шоколада, темныхъ. Грузныя они, повязанныя лентами, нѣмыя. За окнами би-