Грамматика любви : избранные разсказы

9 горько и свѣжо пахнущей, одиноко стояла изба. Ни души не было кругомъ, — только овсянки, сидя подъ дождемъ на высокихъ цвѣтахъ, звенѣли на весь рѣдкій лѣсъ, поднимавшійся за избою, но, когда тройка, шлепая по грязи, поровнялась съ ея порогомъ, откуда-то вырвалась цѣлая орава громадныхъ собакъ, черныхъ, шоколадныхъ, дымчатыхъ, и съ яростнымъ лаемъ закипѣла вокругъ лошадей, взвиваясь къ самымъ ихъ мордамъ, на лету перевертываясь и прядая даже подъ верхъ тарантаса. Въ то же время и столь же неожиданно небо надъ тарантасомъ раскололось отъ оглушительнаго удара грома, ни разу не гремѣвшаго за весь день, а малый съ остервѣненіемъ кинулся драть собакъ кнутомъ, и лошади вскачь понесли среди замелькавшихъ передъ глазами осиновыхъ стволовъ... За лѣсомъ уже видно было Хвощинское. Собаки отстали и сразу смолкли, дѣловито побѣжали назадъ, лѣсъ разступился, и впереди опять открылись поля. Вечерѣло, и тучи не то расходились, не то заходили теперь съ трехъ сторонъ: слѣва почти черная, съ голубыми просвѣтами, справа—сѣдая, грохочущая непрерывнымъ громомъ, а съ запада, изъ-за хвощинской усадьбы, изъ-за косогоровъ надъ рѣчной долиной, — мутно-синяя, въ пыльныхъ полосахъ дождя, сквозь которыя розовѣли горы дальнихъ облаковъ. Но надъ тарантасомъ дождь рѣдѣлъ, и, приподнявшись, Ивлевъ, весь закиданный грязью, съ удовольствіемъ завалилъ назадъ отяжелѣвшій верхъ и свободно вздохнулъ пахучей сыростью поля. Онъ глядѣлъ на приближающуюся усадьбу, видѣлъ, наконецъ, то, о чемъ слышалъ такъ много, но по прежнему казалось, что жила и умерла Лушка не двадцать лѣтъ тому назадъ, а чуть ли не во времена незапамятныя. По долинѣ терялся въ кугѣ слѣдъ мелкой рѣчки, и надъ ней летала бѣлая рыбалка. Дальше, на полугорѣ, лежали ряды сѣна, потемнѣвшіе отъ дождя; среди нихъ, далеко другъ отъ друга, раскидывались старые серебристые тополи. Домъ, довольно большой, когда-то бѣленый, съ блестящей, мокрой крышей, стоялъ на совершенно голомъ