Елань : разсказы

138 границѣ, рапортуетъ ему о благополучіи, подсаживаетъ его въ коляску, или въ другой почетный экипажъ, а затѣмъ мчится впереди, стоя въ легкой пролеткѣ, полуобернувшись лицомъ къ высокой особѣ, въ героической позѣ. Но когда мы вылѣзли изъ нашего доисторическаго фургона на Базарной площади, то оказалось, что площадь совсѣмъ пуста. Не только никакой кареты, коляски, или ландо, или, хотя бы извозчика — даже ни одной телѣги нѣтъ. Что дальше дѣлать? Однако Каракаци — всегда на высотѣ! — Прошу великодушнаго прощенія, ваше превосходительство. Все изъ-за этого проклятаго парома! Извольте подождать одну минуту, ваше превосходительство. Я сейчасъ. Ровно черезъ пять минутъ передо мною выростаютъ: славная, рослая, пѣгая лошадь, лакированная одиночка (эгоистка, какъ звали раньше такой экипажъ), франтоватый кучеръ опоясанный краснымъ тугимъ поясомъ и ловко спорхнувшій съ сидѣнья Каракаци. — Пожалуйте, ваше превосходительство. Извиняюсь за столь домашній выѣздъ. Обстоятельства бываютъ — увыі. сильнѣе человѣка. Эй, кучеръ! въ Лондонскую гостиницу! Жива! Я, по человѣколюбію, произношу: „Да, садитесь жег поѣдемте вмѣстѣ". Но поздно. Я уже подхваченъ доброй рысью пѣгашки. И, вотъ, только я выѣзжаю на длинную Санктъ-Петербургскую улицу, гдѣ проложены узенькія рельсы, какъ нашъ путь пересѣкаетъ картина, подлинно, изъ апокалипсиса. Во весь духъ мчится конка. Впереди — верховой мальчикъ-форейторъ, орущій пронзительнымъ дискантомъ. Вожатый бѣшено нахлестываетъ пару клячъ. Клячи несутся даже не галопомъ, а дикимъ карьеромъ, разстилая животы по землѣ. Вагонъ, какъ пьяный шатается сбоку на бокъ, а въ вагонѣ, какъ неодушевленныя бревна катаются тудасюда пассажиры. На задней же площадкѣ, о, чудо, въ классической оберъ-полицмейстерской позѣ, стоитъ задомъ къ движенію, рука подъ козырекъ — исправникъ Каракаци.