Елань : разсказы

47 Пріѣхали. Бѣлая отъ снѣга борода, бѣлые усы, бѣлая шапка склоняются съ высоты козелъ. — Гривенничекъ, прибавили бы, ваше сіятельство? Хорошо ѣхалъ!.. Такъ стою я подъ падающимъ снѣгомъ на парижскомъ перекресткѣ и будоражу въ памяти прошедшее. Нѣтъ! Не себя мнѣ жалко, съ отошедшими моими чувствами и радостями. Мнѣ жалко того, что никогда уже не возвратится для будущихъ поколѣній та внутренняя переполненная счастьемъ и свободой русская жизнь, которая такъ накрѣпко привязываетъ къ себѣ благодарную память всѣхъ коренныхъ иностранцевъ, не только насъ, принимавшихъ ея блага, такъ же просто, какъ біеніе сердца, какъ удовольствіе дышать. Мнѣ жалко, что самую прелестную, въ своихъ дарахъ, страну вдругъ оглушили, удавили, оплевали и навѣки отрѣзали для нея путь къ веселію, добру и взаимной независимости, который для насъ былъ несомнѣннымъ, а кому-то—чертъ бы ихъ побралъиепереносенъ. 7 МОСКОВСКАЯ ПАСХА. Московскіе бульвары зеленѣютъ первыми липовыми листочками. Отъ вкрадчиваго запаха весенней земли щекотно въ сердцѣ. По синему небу плывутъ разметанныя веселыя облачки; когда смотришь на нихъ, то кажется, что они кружатся, или это кружится пьяная отъ весны голова? Гудитъ, дрожитъ, поетъ, заливается, переливается надъ Москвой неумолчный разноголосый звонъ всѣхъ ея голосистыхъ колоколовъ. Каждый московскій мальчикъ, даже сильно захудалый, самый сопливый, самый обойденный судьбою, имѣетъ въ