Записки Русскаго научнаго института въ Бѣлградѣ

89

затЪмъ, чтобы подчеркнуть, что въ составЪ преступленя города имЪются въ виду въ прямомъ и т5сномъ смыслЪ этого слова. Второе доказательство заключается въ указан!и, что преступление совершаютъ (,ворують“) „ходя по улицамъ“. Употреблене слова „улица“ во множественномъ числЪ явно указываеть на городъ, ибо въ селЪ обычно одна улица. Сопоставляя все сказанное вмЪстЪ, приходимъ къ заключеню, что статья ХХ, 15 Уложеня имЪеть въ виду преступлене новое, именно народившееся въ городахъ хулиганство и въ частности грабежи, совершаемые въ городахъ хулиганами. Такихъ грабежей нельзя было подвести подъ разбой, ибо разбой — не городское преступление, а „воровство“ на большой дорог$.

Если нельзя возводить на степень абстрактныхъ понятий и категор!й конкретные образы юридическихъ памятниковъ, то тЬмъ болЪе это недопустимо по отношеню къ памятникамъ нарративнымъ. Между т6мъ таве промахи дЪлаются. Разительный примфръ въ этомъ родЪ находимъ у такого въ общемъ строгаго „чтеца текстовъ“, какъ СергЪевичъ. Свою теорю о томъ, что слово „смердъ“, кром$ общеизвЪстнаго значения пахаря, сельскаго работника, имЪло еще болЪе широюй смыслъ и обозначало вообще подданныхъ князя или по крайней мЪрЬ все подвластное князю свЗтское населеше, СергЪевичъ основываетъь на двухь лЬтописныхъ текстахъ. Первый изъ нихъ гласитъ: „Янъ (Вышатинъ) же, испытавъ, чья еста смерда (два кудесника). и оувЗдавъ, яко своего княза, пославъ къ нимь иже около ею суть, рече имъ: выдайте волхва та сЪмо, яко смерда еста моя и моего князя“ (Лавр. 1071). Въ другомъ текстЪ читаемъ: „Святополкъ и Волод1меръ посла кь Олгови глаголюща сице: поиди Кыеву, да порядъ положимъ о РусьстБи земли предъ епископы и предъ игумены, и предъ мужи отець нашихъ и предъ людьми градскими, да быхомъ оборонили Русьскую землю отъ поганыхъ. Олегъ же въсприимъ смыслъ буи и словеса величава, рече сице: нЪсть лЪпо судити епископу ли, игуменомъ ли, смердомъ“. (Лавр. 1096). Конечно въ обоихъ текстахъ нЪтъь ни ТБни какой либо юридической квалификащши всего населеня или хотябы только всего свЪтскаго населення земли въ его отношени къ князю, а имфются конкретные случаи, подлежание конкретному толкованю. Очевидно, Янь Вышатинъ самъ призналъь или отъ другихъ узналъ, что волхвы, изъ за которыхъ произошелъ бунтъ, смерды и смерды его князя, и потому потребовалъ ихъ выдачи не какъ подданныхъ вообще, а именно какъ смердовъ; общаго понятя подданныхъ въ то время не было, да и быть не могло, потому что отношеня разныхъ классовъ населеня къ князю основывались на разныхъ юридическихъ титулахъ. Во второмъ текстЪ просто сооб-