За рубежомъ : разсказы

Всходы.

„Ну, хоть разск ‹ажу про дюны. Ахъ, вы, дюны, мои о Сколько птицпъ надъ вами пролет$ло! Сколько вы разовъ видали — убивали птичекъ, дорогихъ пБвуньевъ.. Ахъ вы, дюны желтые, ахъ вы дюны зелены!

А по вамъ, по зеленымъ горамъ, вьется вЪтеръ. Сколько пуль находишь тамъ на пескЪ! Какъ найдешь, съ вспомнишь пфвунью... А на морЪ красота, син!я волны ескаютъ барашками. И п$на бЪлая, какъ снфгъ. А вдали, въ сини-океанЪ, только брызги плешутъь отъ волнъ. А

пойдешь — сколько ракушекъ ты найдешь. Вс живутъ. Смотришь, сколько есть красивыхъ ракушекъ, которыя выплеснуты волнами и — мертвыя. И видишь ты на бе-

регу могучаго оквана-царя, самый красивый. Красота“.

Это письмо десятилЪтняго мальчика нашелъ я, разбираясь въ бумагахъ. Грамотность, кажется, заставляла бы желать большаго. И вотъ еще — откуда онъ беретъ этихъ „разовъь“ и „пфвуньевъ“. Въ эмигращи какъ-то не сразу складываетса языкъ даже въ русской семьф. Онъ тяжело и мужественно борется со школой французской.

Я перечиталь письмо еще и еще разъ, и вдругъ на мекя повфяло чистой поэзей. Словно всталъ передо мной океанъ и брызнуло въ лицо соленой волной. И ясно я увидалъ мальчика, собирающаго ракушки, жалъющаго „пЪвуньевъ“ и впивающаго въ себя красоту. Каке хороше всходы шевелятся и пробиваются въ его душ? Даи у одного ли это такъ? Сколько дЪтей въ зарубежьи, да и тамьъ, на родинф, жадно подходятъ къ ‚умиротворяющей

красотЪ. ЗдЪсь по крайней мЪрЪ, нъжные всходы топчатся