За рубежомъ : разсказы

41

искусствомъ. Но зато теперь въ корридорЪ сооруженъ былъ изъ досокъ на подставкахъ длинный столъ и великолЪпно украшенъ. Чей-то кривобокй, по случаю морскихъ путешеств!й самоваръ занялъ подобающее ему МЪсто въ кони стола, чтобы прибыть на него же въ свое время кипящимъ. Куличи, пасхи, консервы и сласти потянулись отъ него длинной полосой въ перемежку съ цвБтами. Шоявились и двЪ-три бутылки съ кипрскимъ виномъ къ великому удовольствю курскаго семинариста, увБрявшаго, что только такую марку и пили герои Гомера. Онъ даже продекламировалъ намъ что-то о „Золотистомъ кипрскомъ винЪ“, которое впрочемъ потомъ оказалось не золотистымъ, а слегка кисловатымъ и пахнувшимъ пробкой.

Наконець, все было готово и все успокоилось. Наступила тишина, та тишина, которая бываетъ всегда наканунЪ великаго праздника. Дверь въ комнату больного генерала была открыта. Онь лежалъ на кушеткЪ, облокотившись на столъ и внимательно слушалъ. Мать В$рочки читала ему вслухъ и ея голосъ звонко доносился до корридора. „И возвратившись отъ гроба, возвЪстили все это одиннадцати и прочимъ“. „И показались имъ слова ихъ пустыми, и не вБрили имъ“.

Одинъ изъ офицеровъ спросилъ меня шопотомъ.

— Скажите, отчего около двухъ тысячъ лЬтъ люди знаютъ о собыли величайшей радости и всетаки сомнЪваются и многимъ кажутся пустыми слова благовЪзстя. Отчего такъ трудно повЪ$рить въ радость, а въ злЬ и несчасти не сомн$вается никто.

Я не сум$лъ ему отвФтить, потому что не зналъ.

№

Въ темнотЪ шла наша процесс я крестнаго хода. Пасхальнымъ пЪсноп$нямъ аккомпанироваль шумъ моря, и было что-то необычайно трогательно въ этой толпб русскихъ, христосовавшихся на чужомъ островЪ. Другя, боле многолюдныя греческя процесси свЪтились вдали разно-