За рубежомъ : разсказы

ДЛ5ло объ этомъ побЪгЪ какъ-то замялось, перейдя въ одну изъ легендъ, бродившихъ по фронту...

Постепенно эта Эльза слЪлалась какимъ-то кошмаромъ нашего коменданта. Ея имя постоянно упоминалось въ донесевяхъ его агентовъ, оно уже встрЪчалось въ приказахъ и требовашяхь штаба, о немъ открыто и громко говорили въ м5стечкЪ. Капитанъ даже сталъ грустить и задумываться, такъ что случалось, что иногда за рюмкой водки кто-нибудь изъ товарищей ему говорилъ:

— А ты опять, Африканъ Петровичъ, раскисъ. Все объ ЭльзБ своей думаешь. Брось, братъ, это дфло нестоющее. — Однако же, — отв$чалъ капитанъ увфренно, — однако ее должно поймать.

И подумавъ немного, доабвлялъ злымъ и раздЪльнымъ шепотомъ:

— И по-вЪ-сить!

Дни шли за днями. Одни событя см$няли другя, приготовлялись плацдармы, шли наступлен!я и отступленя, кровь лилась по всему фронту, а у насъ въ мЪстечкЪ все было по старому. Если спросятъ, бывало, про новости, то попросту отв$чаютъ:

_— Да ничего, все то же: Африканъ Эльзу ловитъ.

И, наконецъ, таки онъ ее поймалъ. Я видЪлъ, какъ ее вели три конвойныхъ солдата. Она была въ бЪдномъ, очень поношенномъ ситцевомъ платьЪ, но необыкновенно красива. Въ чемъ была ея красота? Ея фигура казалась гибкой и стройной, но привлекали, главнымъ образомъ, глаза и волосы. Глаза свЪтло сЪрые и огромные, словно с1яюие, каке изрЪдка встрЪчаются въ ПольшЪ и вообще въ западномъ краф. СвЪтлые, волнистые волосы казались красивой рамкой, намЪфренно оттфняющей это странное сляне глазъ. И эту красивую двушку вели теперь три солдата сл» ружьями, грузно стуча по мостовой тяжелыми сапогами; Африканъ Петровичъ былъ очень доволенъ. Его веснусчатое лицо с1яло, губы расплывались въ улыбку, онъ потираль руки и шепталь, захлебываясь:

— Попалась, попалась. Наконецъ-то, голубушка!