Изабранные разсказы

весь свѣтъ знаетъ о его неудачѣ; онъ, державшійся всегда твердо и съ достоинствомъ, оказался хуже какого то Юзепчука, и ему предстоитъ быть недорослемъ изъ дворянъ. На другой день мама была у директора. Послѣ мучительнаго четырехдневнаго ожиданія онъ былъ принятъ. XXIII Давно извѣстно, что жизнь маленькихъ гимназистовъ напоминаетъ каторгу. Такъ было и съ Женей. Мама уѣхала, оставивъ ихъ съ Соней подъ надзоромъ Дашеньки. Наступила осень. Поздно свѣтало, и въ суровыхъ потемкахъ, при свѣчкѣ надо было одѣваться и пить чай. И потомъ бѣжать, дрожать передъ латинистомъ, передъ надзирателями, директоромъ, инспекторомъ, дышать пыльнымъ воздухомъ класса, ѣсть сухой бутербродъ на большой перемѣнѣ, думать, какъ пройдетъ письменная задача, ждать грубости, подчиняться жалкимъ и бездарнымъ людямъ. Бѣдная жизнь, сѣрая, проклятая. Что можетъ она взрастить? Въ пятницу Женя шелъ какъ на казнь. Въ этотъ день онъ бывалъ дежурнымъ, и всегда кто-нибудь устраивалъ скандалъ: разбивали стекло, проливали чернильницу. — Дежурный! — звалъ надзиратель. Женя шелъ. — Кто это сдѣлалъ? — Не знаю. — Да? Не знаешь? Ну, останешься безъ обѣда. Выдавать товарищей, конечно, не полагалось; и онъ сидѣлъ. Дома уроки при скудной лампѣ, однообразіи, отсутствіе друзей, природы, вольности. Въ десять пасовъ сонъ вдругъ забылъ приготовить нѣмецкія слова — и въ одной рубашонкѣ, при свѣчкѣ, дозубриваетъ онъ ихъ, въ волненіи. Завтра же снова „общая молитва41, экстемпорали, правило пропорцій. Такъ уходятъ нѣжные и милые годы, когда душу посѣщаетъ уже образъ Зинаиды, заставляя томно останав¬