Изабранные разсказы

29 озимое, что всѣ мы вмѣстѣ плывемъ, знаешь, какъ солнечная система. Куда? Богъ знаетъ, но къ какой-то болѣе сложной и просвѣтленной жизни. Всѣ мы переходъ, и мужики, и работники, и человѣчество теперешнее... И то, будущее, мнѣ представляется въ родѣ голубинаго сіянья, облачка вечерняго. Вѣдь люди непремѣнно станутъ свѣтоноснѣе, легче... усложненнѣй... и мало будутъ похожи на теперешнихъ людей. И теперь это есть въ нихъ, но мало,, искорками. — Миша, — робко говоритъ Лисичка, — ты разсказываешь брдто про ангельскую жизнь... — Во-первыхъ, ангелу вовсе не такъ трудно пролетѣть вонъ по той лазури. Во-вторыхъ, людямъ незачѣмъ становиться безплотными духами, — наоборотъ, они будутъ одѣты роскошнымъ, плывучимъ и нѣжнымъ тѣломъ... такое тѣло, Лисичка, и портиться-то не можетъ. Оно будетъ какъ-то мягко кипѣть, лѣниться и вмѣсто смерти таять, а можетъ, и таять не будетъ, и умирать не будетъ. Они молчатъ. Лисичка съ любовью смотритъ на Мишу, на голубей и солнце, и все ея золотисто-рыжеватое существо вдругъ поникло въ особенной нѣжности, точно поддалось музыкѣ. Вечеромъ они возвращаются въ пустую усадьбу. Лисичка утомлена, но легко опирается на Мишинъ локоть. — Нынѣшній день я никогда не забуду: — никогда раньше я не видала такого свѣта, какъ сегодня! Бываютъ солнечные дни, а вотъ этотъ... золотой! Милый, золотой день! Милый день! И ночью она рано, по-дѣтски, засыпаетъ. Миша же долго читаетъ, долго ходитъ, и смутныя мысли владѣютъ имъ. Передъ разсвѣтомъ онъ ложится. Но сонъ нейдетъ, только возрастаетъ тишина и звонкость утра. Наконецъ, въ свѣтломъ волненіи, онъ пріоткрываетъ глаза и сквозь окна видитъ фонъ блѣднаго золота, на которомъ чернѣютъ ракиты. Роса затуманила траву, и къ шалашу плетется Климъ, какъ старый, бѣлый утренній пѣтелъ. Больше нельзя выдержать. Онъ одѣвается, пріоткрываетъ дверь, чтобы не разбудить Лисичку, и садится на