Книга Іюнь : разсказы

— 18 торжественный оборотъ, она забыла о водопроводчикѣ Запахъ хлора и формалина углублялся, расширялся, гудѣлъ глубокимъ аккордомъ. Теперь страшныя слова „мосье Витру умеръ“ жили, и вся обычная жизнь передъ ними умирала. У словъ этихъ былъ теперь звукъ, шестисложный, понижающійся въ тонѣ напѣвъ. У нихъ былъ цвѣтъ — широкая черная полоса на бѣломъ, и былъ запахъ — этотъ страшный, тягучій и сладкій духъ. Жильцы дома № 43 не хотѣли ѣсть, не могли спать, читать, разговаривать. Они умирали отъ звука, отъ цвѣта, отъ запаха „мосье Витру умеръ". Похороны вышли торжественные. Жильцы купили въ складчину цвѣтовъ — два огромныхъ вѣнка изъ иммортелей, намекавшихъ на земное безсмертіе, на незабвенность стараго консьержа. А на почетномъ мѣстѣ — въ головахъ гроба — ядовито-развратныя и жадныя дрожали орхидеи, существа изъ другого міра, пожаловавшія сюда, въ среду мѣщанскихъ розовыхъ гвоздикъ, какъ очаровательная дама-патронесса спускается въ подвалъ, чтобы навѣстить больную прачку. Вдова Витру стояла впереди всѣхъ, но полуобернувшись къ гробу, черезъ траурную вуаль видѣла, какъ торжественно и печально слушаетъ толпа молящихся „Ве Ргоінпсііз". И многіе плачутъ. У старика изъ четвертаго этажа голова тряслась отрицательно, точно онъ не одобрялъ этой затѣи стараго консьержа. Ему хотѣлось спать, но онъ приплелся, потому что ему казалось, что онъ этимъ какъ то откупится отъ того противнаго и страшнаго, что вошло въ домъ. Рядомъ горько плакала его дочь, думая о томъ, что уже никогда не выйдетъ замужъ, что старикъ загрызъ ее, а самъ живетъ въ полное свое удовольствіе, заставляетъ въ шесть часовъ утра варить кофе и выдумываетъ астму. Плакала напудренная сиреневой пудрой актриса изъ