Лѣто господне : праздники

166 — темное совлекается, во свѣтлое облекается ... даетъ мнѣ сухой просвирки и велитъ запивать водицей. Потомъ кутаетъ потеплѣй и ведетъ ставить крестики во дворѣ, „крестить". На Великую Пятницу ставятъ кресты „страстной" свѣчкой, а на Крещенье мѣлкомъ — снѣжкомъ. Ставимъ крестики на сараяхъ, на коровникѣ, на конюшнѣ, на всѣхъ дверяхъ. Въ конюшнѣ тепло, она хорошо окутана, лошадямъ навалено соломы. Антипушка окропилъ ихъ святой водой и поставилъ надъ денниками крестики. Говоритъ — на тепло пойдетъ, примѣта такая — лошадки ложились ночью, а „Кривая" насилу поднялась, старая кровь, не грѣетъ. Солнце зашло въ дыму, небо позеленѣло, и вотъ — забѣлѣлась звѣздочка! Горкинъ радъ: хочется ему ѣсть съ морозу. Въ кухнѣ зажгли огонь. На рогожкѣ стоитъ пѣтухъ, гребень онъ отморозилъ, и его принесли погрѣться. А у скорнячихи двѣ курицы замерзли ночью. — Пойдемъ въ коморку ко мнѣ, — манитъ Горкинъ, словно хочетъ что показать, — сытовой кутьицей разговѣемся. Макова молочка-то нѣту, а пшеничкуто я сварилъ. Кутья у него священная, пахнетъ, какъ-будто, ладанцемъ, отъ меду. Огня не зажигаемъ, ѣдимъ у печки. Окошки начинаютъ чернѣть, поблескивать, — затягиваетъ ледкомъ. Послѣ всенощной отецъ изъ кабинета кричитъ „Косого ко мнѣ!" Спрашиваетъ — ердань готова? Готова, и ящикъ подшили, окунаться. Василь - Василичъ говоритъ громко и зачѣмъ-то пихаетъ притолку. „Чтото ты, Косой, веселъ сегодня больно!" — усмѣшливо говоритъ отецъ, а Косой отвѣчаетъ—„и никакъ нѣтъ съ, пощусь!" Борода у него всклочена, лицо какъ огонь,кровь такая, горячая. Горкинъ сидитъ у печки, слушаетъ разговоръ и все головой качаетъ.