Лѣто господне : праздники

66 на носкахъ двое, высокіе молодцы въ поддевкахъ, и бережно выносятъ обвязанный скатертью подносъ. Имъ говорятъ тревожно: „Ради Бога, не опрокиньте какъ!“ Они отвѣчаютъ успокоительно: „Упаси Богъ, поберегемся“. Понесли святить въ церковь. Идемъ въ молчаньи по тихой улицѣ, въ темнотѣ. Звѣзды, теплая ночь, навозцемъ пахнетъ. Слышны шаги въ темнотѣ, бѣлѣютъ узелочки. Въ оградѣ парусинная палатка, съ-приступочками. Пасхи и куличи, въ цвѣтахъ, — утыканы изюмомъ. Рѣдкія свѣчечки. Пахнетъ можевельникомъ священно. Горкинъ беретъ меня за руку. — Папашенька наказалъ съ тобой быть, лиминацію показать. А самъ съ Василичемъ въ Кремлѣ, послѣ и къ намъ пріѣдетъ. А здѣсь командую я съ тобой. Онъ ведетъ меня въ церковь, гдѣ еще темновато, прикладываетъ къ малой Плащаницѣ на столикѣ: большую, на Гробѣ, унесли. Образа въ розанахъ. На мерцающихъ въ полутьмѣ паникадилахъ висятъ зажигательныя нитки. Въ ногахъ возится можжевельникъ. Священникъ уноситъ плащаницу на головѣ. Горкинъ въ новой поддевкѣ, на шеѣ у него розовый платочекъ, подъ бородкой. Свѣчка у него красная, обвита золотцемъ. — Крестный ходъ сейчасъ, пойдемъ распоряжаться. Едва пробираемся въ народѣ. Пасочная палатка золотая отъ огоньковъ, розовое тамъ, снѣжное. Горкинъ наказываетъ нашимъ: — Жди моего голосуі Какъ показался ходъ, скричу — вали! — запущай вразъ ракетки! Ты, Степа... Акимъ, Гриша... Нитку я подожгу, давай мнѣ зажигальникъ! Четвертая — съ колокольни. Ми-тя, тама ты?!.. — Здѣсь, Михалъ Панкратычъ, не сумлѣвайтесь! — Фотогену на бочки налили? — Все, вразъ засмолимъ! — Митя! Какъ въ большой ударишь разовъ пя¬