Лѣто господне : праздники

Розговины — Поздняя у насъ нонче Пасха, со скворцами, говоритъ мнѣ Горкинъ, — какъ разъ съ тобой подгадали для гостей. Слышь, какъ поклычиваетъ?... Мы сидимъ на дворѣ, на бревнахъ, и, поднявъ головы, смотримъ на новенькій скворешникъ. Такой онъ высокій, свѣтлый, изъ свѣженькихъ дощечекъ, и такой яркій день, такъ ударяетъ солнце, что я ничего не вижу, будто бы онъ растаялъ, —• только слѣпящій блескъ. Я гляжу въ кулачокъ и щурюсь. На высокомъ шестѣ, на высокомъ хохлѣ амбара, въ мреющемъ блескѣ неба, сверкаетъ домикъ, а въ немъ — скворцы. Ка жется мнѣ чудеснымъ: скворцы, живые! Скворцовъ я знаю, въ клѣткѣ у насъ въ столовой, отъ Солодовкина, — такой знаменитый птичникъ, — но эти скворцы, на волѣ, кажутся мнѣ другими. Не Горкинъ ли ихъ сдѣлалъ? Эти скворцы чудесные. — Это твои скворцы? — спрашиваю я Горкина. — Какіе мои, вольные, божьи скворцы, всѣмъ на счастье. Три года не давались, а вотъ на свѣженькое-то и прилетѣли. Что такой, думаю, нѣтъ и нѣтъ! Дай, спытаю, не подманю ли. .. Вчера поставили — тутъ какъ тутъ. Вчера мы съ Горкинымъ „сняли счастье1'. Примѣта такая есть: что-то скворешня скажетъ? Сняли скворешникъ старый, а въ немъ подарки! Даже и Гор¬