На морскомъ берегу

— 32 ромъ, — тогда занимались съ черепахой, которая быстро признала насъ и выходила изъ зарослей на кличку. Бродили по зарослямъ, отыскивая цикадъ по треску. Высматривали бойкихъ соекъ въ густыхъ вѣтвяхъ шелковицы. Но когда Димитраки былъ дома, начинался удивительный разговоръ. Островъ Хіосъ! Мы многое узнали о немъ. Старикъ описывалъ свою родину такъ любовно, знакомилъ насъ съ такими подробностями, что, казалось, мы уже побывали сами въ его деревушкѣ, посѣтили пещеры въ горахъ, ловили съ нимъ кораллы и губки, омаровъ и осьминоговъ. Онъ описалъ намъ свой домикъ подъ горой и старую шелковицу, на которой жили его кормильцы — черви. А сколько сказокъ и чудесныхъ исторій поразсказалъ намъ Димитраки! Островъ Хіосъ! Онъ вставалъ передъ Жоржикомъ въ невѣдомомъ и чудесномъ великолѣпіи. Тамъ и звѣзды въ небѣ были какія-то другія, куда крупнѣе нашихъ. А горы голубыя. А море! Развѣ такое сердитое, какъ здѣсь? Теперь оно тихое, а что творится зимой! Не дай Богъ выѣхать безъ св. Николы Изъ этой норы въ горѣ, въ одиночествѣ дней послѣднихъ, островъ Хіосъ самому Димитраки казался священнымъ, раемъ. — А вы поѣзжайте туда... — совѣтовалъ Жоржикъ. Вы поѣзжайте, вотъ... — Тѣсно, безъ меня тѣсно. Тутъ покупалъ, тамъ не покупалъ... — показалъ онъ на свой товаръ. — Тамъ молодой нузна... Тутъ домъ, тамъ нѣтъ домъ. Ку-да! Э-э... Помиралъ скора. Теперь на Димитраки уже не было рваной кофты. Онъ выглядѣлъ куда наряднѣй въ просторной тужуркѣ капитана. И намъ иногда казалось, когда подымались мы къ старому орѣху, что самъ капитанъ переселился со своей дачи въ нору. Вонъ онъ стоитъ на порожкѣ въ свѣтлыхъ брюкахъ и сѣренькой „дѣловой" тужуркѣ. Только похудѣлъ, согнулся. Сѣрая тужурка! Помню, съ какимъ торжествомъ Жоржикъ самъ несъ ее, брюки капитана и штиблеты. Помню, какъ смотрѣлъ на насъ Димитраки. Онъ принялъ просто, даже, кажется, и не благодарилъ. — Нови, совсѣмъ нови... — сказалъ онъ. — Хорошо... Димитраки помнилъ. Посмотрѣлъ на потолокъ. Тамъ уже ничего не было: фелюки были проданы.