Отчій домъ : Семейная хроника. Кн. 4-5

303 моему, тутъ наше правительство впервые обнаружило пониманіе момента... Не такъ давно Павелъ Николаевичъ называлъ революціонеровъ „друзьями слѣва", а тутъ радешенекъ, что съ этими друзьями правительство начало расправляться пушками... — Вотъ вы — ветеринарный врачъ. Развѣ вамъ не приходится иногда, при эпидеміяхъ, когда онѣ грозятъ распространеніемъ и гибелью скота въ большомъ масштабѣ, прибѣгать къ крутымъ мѣрамъ и, въ интересахъ страны, убивать даже по одному подозрѣнію... — Мм... возможно. Мнѣ не случалось, но принципіально я допускаю... — Такъ и въ данномъ случаѣ! Мы имѣли дѣло съ грозной эпидеміей, которая могла разлиться по всей странѣ. Вы только представьте себѣ, если-бы къ возстанію въ городахъ присоединилось еще возстаніе деревень! Вѣдь, мы всѣ потонули-бы въ хаосѣ и анархіи! Вѣдь, это было-бы въ десять разъ хуже Стенькина бунта! — Такъ-то оно такъ... — Этого требовала реальная политика даннаго момента. Павелъ Николаевичъ вразумлялъ ветеринарнаго врача Кобелькова, а другіе, менѣе храбрые и искренніе, тайно недоумѣвающіе, поучались реальной политикѣ. Но вотъ влетаетъ Ваня Ананькинъ и громогласно объявляетъ: — Елена Владиміровна проситъ къ столу! Сколько всякихъ сюрпризовъ ожидало здѣсь общество! Идутъ къ столу подъ звуки „Марсельезы" — это номеръ Вани Ананькина: онъ привезъ граммофонъ съ огромнымъ рупоромъ и спряталъ его за дверью. Впервые свободно гремитъ воинственная и возбуждающая „Марсельеза" въ городкѣ Алатырѣ. И ничего