Родное

72 Послѣ обѣда уходилъ отдохнуть и отпускалъ погулять до ужина. А когда была дурная погода, собирались всѣ въ зальцѣ, и Санечка, — любила ея тонкій голосокъ Арина, — читала Четьи-Минеи. Данила Степанычъ подремывалъ, Арина вязала чулокъ, а Миша сверлилъ гвоздикомъ для свинчатки бабку или вертѣлъ пѣтушковъ изъ старыхъ тетрадокъ. Такъ и сидѣли всѣ четверо. А по уголкамъ, какъ подходилъ вечеръ, начинали шуршать черные тараканы, не покинувшіе стараго мѣста. Всегда у Арины водились тараканы, — къ прибыли, говорятъ, — и рада была она, когда и на новоселья увидала перваго таракана, покрестилась даже. Теперь ихъ было много: всѣ приползли. И когда читала Санечка, то поджимала тонкія длинныя ноги въ черныхъ чулочкахъ: боялась таракановъ. И не скучно было Данилѣ Степанычу. По воскресеньямъ пріѣзжалъ на автомобилѣ Николай Данилычъ,иногда съ семьей, а то одинъ съ докторомъ. Въ урочный часъ Данила Степанычъ поджидалъ у садика, на скамеечкѣ, посматривалъ къ ельнику, откуда пріѣзжали: не услышитъ ли знакомаго гудка. Л'Іиша и Санечка издалека еще признавали торкающій шумъ машины, кричали, что ѣдетъ дядя. А Данила Степанычъ не слыхалъ. — Такъ, можетъ... елки шумятъ... А потомъ видѣлъ, что и ребятишки бѣгутъ за деревню, — значитъ, ѣдетъ. И самъ начиналъ слышать веселые вскрики хрипучаго гудка: ѣдетъ. И уже слѣва, близко, изъ Медвѣжьяго Врага начинало стучать на лѣсной стѣнѣ и гудѣть. Выкатывала изъ ельника красная машина, мягко катила спускомъ, по травяной дорогѣ, въ лаѣ наскакивающихъ собачонокъ. Были видны широкія плечи въ чесучѣ, — Николя! — красный зонтикъ невѣстки, голубой шарфикъ Паши и плотно, какъ въ креслѣ, сидящаго шофера Попова, въ гороховомъ балахонѣ и кепкѣ, знающаго свое дѣло. Что имъ полсотни верстъ! —• Два часа. Мягко подкатывали развалкой, По¬