Русское зарубежье Святѣйшему патріарху Варнавѣ, по случаю 25-лѣтія епископскаго служенія

высшею ступенью самоотречен!я и удерживалось въ большинствЪ не по антипатии, а по трепетному этреклонен!ю предъ велич!емъ иноческихъ обЪтовъ, для принят!я и исполнен!я которыхъ нужно данное призван!е свыше, чтобы мог!й вмЪстити вм5стиль (Ме. ЩХ, 11 - 12). Никогда не было въ нашей академической средЪ даже самомалЪйшихъ намековъ на то, якобы профессоръ привЪтствовалъ новопо„стриженнаго студента съ принятемъ „образа ангельскаго“, а его товарищей — съ сохраненемъ „образа человЪческаго“... МнЪ извЪстень лишь единственный случай (не въ С.-Петербургской Ака_дем!и), когда студенты просто спасали своего завлеченнаго коллегу и кь назначенному времени пострижен!я „угобзили“ настолько, что онъ не могъь ни двигаться, ни говорить... окончилъ курсъ м!ряниномъ, принялъ священство и успЪшно служилъ на скромномъ пастырскомъ поприщЪ. Я им$лъ вс данныя свидЪтельствовать, что на одной сторонЪ го„сподствовала властная монахоманая, поощрявшая невЪжественныхъ игуменовъ (подъ С.-Петербургомъ), сожигавшихъ книги Фаррара цфлыми кострами во имя православ!я и провозглашавшихъ аэролитъ за чудесно ниспосланные его монастырю (Макарьевскому близъ Любани) отъ Бога дары, выдвигавшая разныхъ „странниковъ“ и „старцевъь“ въ родЪ Василя Ткаченко, босоногимъ фигурировавшаго съ длиннымъ металлическимъ жезломъ при вс$хъ торжественныхъ религ!озно. церковныхъ церемон!яхъ и процесе!яхъ; а на другой сторонЪ — ни малЪйшихъ наклонностей монахофоб!и, и молодымъ людямъ совБтовалось не боле того, чтобы они самостоятельно пожили въ м!ру и могли отказываться отъ него убЪжденно и потомъ не раскаивались соблазнительно, какъ это, къ сокалЪн!ю, бывало не столь рЪдко... Доминирующ тонъ былъ таковъ, что академическое студенчество цфнило монашество, какъ подвигъ, и относилось къ нему отрицательно, когда оно становилось промысломъ... И я доселЪ взрую и исповЗдую, что „каждый долженъ посту-