Бесѣды съ собственнымъ сердцемъ : (размышленія и замѣтки)

Толстой свидѣтельствуетъ о себѣ, что онъ передѣлывалъ нѣкоторыя изъ своихъ произведеній до тѣхъ поръ, пока наконецъ не начиналъ ихъ портить. Отсюда видно, что есть предѣлъ до котораго можно „перевертывать стиль". Перейдя его, писатель утрачиваетъ остроту внутренняго чутья, помогающаго ему установить мѣру болѣе или менѣе совершеннаго въ своей литературной работѣ. Очевидно здѣсь сказывается дѣйствіе общаго психологическаго закона, по которому притычка къ знакомымъ предметамъ притупляетъ нашу воспріимчивость и интересъ къ нимъ и даже порождаетъ временно нѣкоторую душевную апатію. „Говори главное, многое въ немногихъ словахъ", совѣтуетъ Сирахъ юношѣ. „Будь какъ знающій и умѣющій молчать" (Сир. 32, 9, 10). Это правило слѣдовало бы помнить не только юному возрасту, которому непосредственно оно обращено здѣсь. Далеко не всѣ и зрѣлые люди умѣютъ хранить мѣру слова, чтобы сказать всегда не больше и не меньше, чѣмъ сколько нужно для данной цѣли. „Не умѣя говорить, они не умѣютъ и молчать", по древней римской пословицѣ. Наибольшую бережливость рѣчи соблюдали тѣ, кто сами въ изобиліи обладали этимъ драгоцѣннымъ даромъ. Таковъ былъ напримѣръ митрополитъ Филаретъ — эта дивная сокровищница ума и слова, воспитавшій цѣлый рядъ поколѣній въ сознаніи высокой отвѣтственности учительства. „Не говори много", внушалъ онъ своимъ слушателямъ въ одной изъ своихъ проповѣдей, „хотя бы ты могъ говорить все хорошее. Ни въ какомъ случаѣ не расточай безразсудно слова, словесная тварь, Слова творческаго". „Какъ часто я жалѣлъ о сказанномъ и никогда объ умолченномъ", сказалъ однажды Арсеній Великій.