Бесѣды съ собственнымъ сердцемъ : (размышленія и замѣтки)

„Геній наивенъ1', говоритъ Шиллеръ, „потому, что мысли его божественны". Подобную же идею развиваетъ и Гете въ своемъ знаменитомъ письмѣ къ Эккерману. „Геній есть даръ благодати", пишетъ Габріэль Сеайль, „его трудъ подобенъ услышанной молитвѣ". Но никто, быть можетъ, не переживалъ такъ глубоко прикосновеніе небеснаго огня къ своей душѣ, какъ Пушкинъ. Онъ всегда явственно отличалъ себя отъ своей музы, сближая служеніе поэта съ пророческимъ призваніемъ и называя его „божественнымъ посланникомъ". Благоговѣйный трепетъ, какой переживалъ нашъ великій поэтъ въ минуты вдохновенія, невольно передается его читателямъ, и въ этомъ быть можетъ состоитъ наиболѣеяркая печать его истинной геніальности. * * * Чтобы умъ казался блестящимъ, острее его всегда должно быть отравлено ядомъ скепсиса или язвительнаго критицизма. Этого требуетъ испорченный вкусъ общества, особенно современнаго. Положительные умы, какъ бы ни были велики ихъ достоинства, всегда кажутся людямъ чѣмъ то тусклымъ и прянымъ, хотя черезъ нихъ совершается вся духовно-созидательная: культура міра. * * * Бываетъ шумъ безъ славы, но не бываетъ славы безъ шума; послѣдній способенъ утомлять людей, если они живутъ среди непрерывныхъ праздниковъ, не смѣняющихся буднями. „Я усталъ отъ славы", сказалъ недавно одинъ изъ ея избранниковъ, и его слова конечно были искренни. Каждое сильное удовольствіе какъ бы подавляетъ нашу душу и отчасти наше сознаніе въ моментъ наиболѣе остраго его переживанія: оно напоминаетъ намъ пріятный, но напряженный сонъ или состояніе легкаго опьяненія, отъ котораго невольно кружится голова. Гораздо сознательнѣе мы переживаемъ его въ воспоминаніи, освободившись отъ непосредственной власти захваты32