Богомолье

162 етъ!" — про святого такъ старца! Ну, онъ бы могъ, бабушка говоритъ, часъ ей смертный послать, за такія богохульныя слова. Только онъ жа-лостливый до грѣшниковъ. А она сидитъ у столика и ломается изъ себя: „И чего-й-то онъ не идетъ, я никогда не могу ждать!1' А онъ все не идетъ и не идетъ. И вотъ тутъ будетъ самое страшное ... только ты не бойся, будетъ хорошо въ конецъ. Вотъ, она сидѣла, и выходитъ старецъ... и несетъ ей стаканъ пустого чаю, даже безъ сахару. Поздоровался съ ней, и говоритъ: — „И вотъ вамъ чай, и пейте на здоровье". А барыня разсерчалась, и говоритъ: — пИ что-й-то вы такое, я чаю не желаю", отъ святого-то человѣка! Какъ бы радоваться-то должна, бабушка говоритъ, а она такъ, какъ бѣсъ въ ней „не желаю чаю!" А онъ смиренно ей поклонился... святые, вѣдь, смиренные... бабушка говоритъ, — поклонился ей, и приговариваетъ еще: „а вы не пейте-съ, вы не пейте-съ... а такъ только, ложечкой, поболтайте-съ, поболтайте-съ I .И ушелъ. Вонъ что сказалъ-то! — поболтайте ложечкой. Ушелъ и не пришелъ. А она сидѣла и болтала ложечкой. Понимаешь, къ чему онъ такъ? Все наскрозь зналъ. Вотъ она и болтала. Тутъ-то и поняла-а... и про-няло ее. Потомъ покаялась со слезьми, и стала богомольной, уважи-тельной... бабушка сама ее видала!.. Она много еще разсказываетъ. Говоритъ, что, можетъ, и сама въ монашки уйдетъ, коли бабушка загодя помретъ... — „а то что жъ такъ, зря-то мытариться!" Такъ мы сидимъ подъ смородиннымъ кустомъ, играемъ. Савка приноситъ самоваръ, — чай пить время, къ вечернямъ ударятъ скоро. За чайкомъ Горкинъ разсказываетъ всѣмъ намъ, почему съ телѣжкой такое вышло. — Словно вотъ и родными оказались. А вотъ какъ было, Аксеновъ самъ намъ съ папашенькой доложилъ. Твой прадѣдушка деревянной посудой торговалъ, рух¬