Богомолье

163 лядью. Французы Москву пожгли, ушли, все въ раззоръ разорили, ни у кого ничего не стало. Вотъ онъ загодя и смекнулъ, — всѣмъ обиходецъ нуженъ, посуда-то... ни ложки, ни плошки, ни у кого. Собралъ сколько могъ деньжонокъ, поѣхалъ въ эти края, и далѣ, гдѣ посуду точили. И встрѣтилъ-повстрѣчалъ въ Переяславлѣ Аксенова этого папашу. А тотъ мастерърѣзчикъ, всякія штуковинки точилъ-рѣзалъ, подѣлочное, игрушки... А тутъ не до игрушекъ, на разореньито! Бѣдно тотъ жилъ. И пондравились они другъ-дружкѣ. — „Давай, — говоритъ, прадѣдушка-то твой,—сбирать посудый товаръ, на Москву гнать, поправишься!" А Аксеновъ тотъ знаменитый былъ мастеръ, отъ него, можетъ, и овечки-коровки эти пошли, у Троицы здѣсь продаютъ-то, ребяткамъ въ утѣху покупаютъ... и съ самимъ митрополитомъ Платономъ знался, и тому рѣзалъ-полировалъ ... и горку въ Виѳаніи, Ѳаворъ-то, увидимъ завтра съ тобой, устраивалъ. Только митрополитъ-то померъ ужъ, только вотъ ушли французы , ..поддержка ему и кончилась. А онъ ему, Платону-то, ужъ телѣжку сдѣлалъ, точь-въ-точь такую же, какъ наша, съ рѣзьбой съ тонкой, со всякими украсами. И еще у него была такая же телѣжка, съ сыномъ они работали, съ теперешнимъ вотъ Аксеновымъ нашимъ, домъ-то чей, у него-то мы и гостимъ теперь. Ну, хорошо. И всѣ дивились на ихнія телѣжки. А тогда, понятно-дѣло, всѣ разорены, не до балушекъ этихъ. Вотъ твой прадѣдушка и говоритъ тому старику: „дамъ я тебѣ на разживу полтысячки, скупай для меня посуду по всѣмъ мѣстамъ, и будемъ, значитъ, съ тобой въ конпаніи орудовать." И зачали они такимъ дѣломъ посуду на Москву гнать. А тамъ — только подавай, все нехватка. Люди-то съ умомъ были.. . Аксеновъ и разбогатѣлъ, опять игрушкой занялся, въ гору пошелъ. И игрушка потомъ понадобилась, жисть-то какъ поутихлапосвѣтлѣла. Теперь они, Аксеновъ-то, какъ работаютъ! 11*