Богомолье

181 бавить. Отецъ хлѣбникъ глядитъ на нее и говоритъ шутливо: — Правда, матушка... кому такъ, а тебѣ и два пая мало. И еще добавилъ. Вышли мы, Горкинъ ей попенялъ: нехорошо, не для жадности, а для благословенія положено, нельзя нахрапомъ. Ну, она оправдалась: не для себя просила, а знакомые наказали, освятиться. Такъ мы монаху и сказали-, Горкинъ потомъ вернулся и доложилъ. Доволенъ монахъ остался. Выходимъ изъ палаты, — богомольцы и богомольцы, чинно идутъ за дружкой, принимаютъ „благословеніе хлѣбное". И всѣ говорятъ: — И про всѣхъ хватаетъ, и Господь подаетъ!.. Даже смотрѣть пріятно: идутъ и идутъ всѣ съ хлѣбцемъ; одни обертываютъ ломти въ чистую холстину, другіе тутъ же, на камушкахъ, вкушаютъ. Мы складываемъ благословеніе въ особую корзинку съ крышечкой, Горкинъ купилъ нарочно: въ пути будемъ вкушать кусочками, а половинку домой снесемъ — гостинчикъ отъ Преподобнаго добрымъ людямъ. Опускаемъ посильную лепту въ кружку, на которой написано поцерковному: „на пропитаніе страннымъ". И другіе за нами опускали, — бѣдные и прокормятся. Вкусили по кусочку, и стало весело, — будто Преподобный насъ угостилъ гостинчикомъ. И веселые мы пошли. Изъ Лавры идемъ къ маленькому Аксенову, къ сундучнику, у овражка. Онъ намъ ужасно радъ, не знаетъ, куда насъ и посадить, разспрашиваетъ о Трифонычѣ, угощаетъ чайкомъ и пышками. Показываетъ потомъ все обзаведеніе — мастерскую, гдѣ всякіе сундучки — и большіе, и маленькіе. Сундучки — со всякими звонками: запрешь, отопрешь. — дриннь-дроннъ! Обиты блестящей жестью,