Богомолье

29 Мнѣ велятъ спать ложиться, а солнышко еще и не садилось. А вдругъ, безъ меня уйдутъ? Говорятъ спи, не разговаривай, ужъ пойдешь. Потому и „Кривая“ ѣдетъ. Я думаю, что вѣрно. Говорятъ: Горкинъ давно ужъ спитъ, и Домна Панферовна храпитъ, послушай. Я иду проходной комнаткой къ себѣ. Домна Панферовна спитъ, накрывшись, совсѣмъ — гора. Сегодня у насъ ночуетъ: какъ бы не запоздать да не задержать. Анюта сидитъ тихо на сундукѣ, говоритъ мнѣ, что спать не можетъ, все думаетъ, какъ пойдемъ. Совсѣмъ, какъ и я, — не можетъ. Мнѣ хочется попугать ее, разсказать про разбойниковъ подъ мостикомъ. Я говорю ей шопотомъ. Она страшно глядитъ круглыми глазами и жмется къ стѣнкѣ, Я говорю — ничего, съ нами Ѳедя идетъ большой, всѣхъ разбойниковъ перебьетъ. Анюта крестится на меня и шепчетъ: — Воля Божья. Если что кому на роду написано, —- такъ и будетъ. Если надо зарѣзать — и зарѣжутъ, и Ѳедя не поможетъ. Спроси-ка бабушку, она все знаетъ. У насъ въ деревнѣ старика одного зарѣзали, отняли два рубли. Противъ судьбы не пойдешь. Спроси-ка бабушку... она все знаетъ. Отъ ея шопота и мнѣ дѣлается страшно, а Домна Панферовна такъ храпитъ, будто ее уже зарѣзали. И начинаетъ уже темнѣть. — Ты не бойся, — шепчетъ Анюта, озираясь, зачѣмъ-то сжимаетъ щечки ладошками и хлопаетъ все глазами, боится будто, — молись великомученицѣ Варварѣ. Бабушка говоритъ, — тогда ничего не будетъ. Вотъ такъ: „Святая великомученица Варвара, избави меня отъ напрасныя смерти, отъ часа ночного обстояннаго“... отъ чего-то еще?... Ты спроси бабушку, она все... — А Горкинъ, — говорю я, —■ больше твоей бабушки знаетъ! Надо говорить по-другому... Надо...—