БЪлградкий Пушкинский сборникь
365
7 умес2ота па 9242и $а| ма] шюалейсе Роа }е4пут р#а52с2ет, \%21а\52у 516 га гесе: деаеп, б\у р1@етгут, рггуБуес 2 гасвоан, №е2папа сатзК1е] онага ргзетосу —
Огивт Бу! у1е$2с2ет гизеео паго@и, Зампу р!ебщаии ро са] рб#посу *°).
На томик Байрона, который Мицкевичъ подарилъ Пушкину, польск поэтъ написалъ: „Валопа Риз2том1 розуеса уле!1с1е!] оБба\убсв“ (Байрона Пушкину посвящаетъ воклонникъ обоихъ).
О произведеняхъ Пушкина Мицкевичъ высказывался неоднократно въ лекщяхъ въ СоПёре Че Ргапсе и въ некрологЪ, напечатанномъ въ парижскомъ журналЪ [е С1оБе, 25 мая 1837 года за подписью: Оп апт Че Риз2Кш. Говоря о байронизм$ у Пушкина въ (Кавказскомъ Плнник$ и въ Бах: чисарайскомъ Фонтан$), Мицкевичъ упоминаетъ, что Пушкинъ „не былъ фанатичнымъ байронистомъ, былъ онъ скорЪе, такъ сказать, байронствующимъ (Бугошадие)“. Въ „Цыганахъ“ и „МазепЪ“ (т. е. „ПолтавЪ“) 13) Пушкинъ освободился отъ вляния Байрона: „Эти двЪ поэмы боле реалистичны. Сюжетъ ихъ простъ, характеры лЪйствующихъ лицъ лучше задуманы и обрисованы съ силой; ихъ стиль кажется свободнымъ отъ всякой романтической неестественности. Къ сожалЪн!ю, байроновская форма, какъ оруж!е Саула, еще стЪсняла движен!я этого юнаго Давида. Однако, уже стало. зам$тно, что онъ готовъ избавиться отъ нея“. НаиболЪе красивымъ, оригинальнымъ и народнымъ произведешемъ Пушкина польсюй поэтъ считаетъ „Евген!я ОнЪФгина“, которое будетъ читаемо во всЪхъ славянскихъ земляхъ и навсегда останется памятникомъ его эпохи. Онфгину Мицкевичъ посвятилъ часть своей лекщи 7 1юня 1842 года; его разборъ величайшаго произведения Пушкина не представляетъ особаго интереса. О „БорисЪ ГодуновЪ“ Мицкевичъ говоритъ въ некрологЪ, не раздЪляя мн$н!я тЪхъ русскихъ, которые ставятъ это произведен!е на ряду съ шекспировскими, но уклоняется отъ мотивировки своего сужден!я: „Довольно будетъ упомянуть, что Пушкинъ былъ еще слишкомъ молодъ для создан!я историческихъ личностей. Это была только попытка, но она достаточно показала, чмъ онъ могъ стать современемъ. ЕЁ фи ЗВаКезреаге ег1з $1 Гаёа зшап{“. Мицкевичъ особенно выдФляетъ „оригинальную и гранд1озную, единственную въ своемъ родЪ“, сцену въ кельБ Чудова монастыря, называя ее прологомъ (хотя это пятая сцена) и передаетъ ее содержане, хотя совершенно невфрно. По всей в$роятности Мицкевичъ о „БорисЪ ГодуновЪ“ писалъ только’ по воспоминанямъ, оставшимся отъ чтеня Пушкинымъ своей трагедии у Лаваля 16 мая 1828 года, на которомъ поль-