БЪлградкий Пушкинский сборникь

412

цЪнностей. Психологически и логически она могла естественно приволить къ утвержден!ямъ религознымъ. Пушкинъ мыслящ!й — какимъ онъ все болЪе становился — могъ питать нерасположене къ чисто отвлеченнымъ и сложнымъ философскимъ системамъ, но „добро“ и „зло“, раньше или позже, должно было быть имъ понято въ охватЪ космическомъ. А длительное колебан!е между мыслью о „путяхъ Провид$нья“ и какимъ-то, едва-ли отчетливымъ, представленшемъ Рока [даже съ „насмЬшкой его надъ землей“ (1825])] уже разр5шалось боле четкимъ утвержденемъ „верховнаго Промысла“.

Въ этомъ строящемся мровоззрЪн!я составныя начала „этики“ Пушкина пр!обрЪтали подкрЪплен!е или новое обоснован!е. Такъ новое обоснован!е должны были получить начала достоинства челов$ческой личности и милосердия, а сердечно испов$луемое благоволее къ людямъ должно было стать „закономъ Любви“.

Сто лБтъ тому назадъ нить пушкинской жизни оборвилась. Сознан!е этого исполняетъ насъ глубочайшаго сожалЪня, печали объ его сорванномъ существовании, объ его недовершенномъ пути. Но Пушкинъ намъ заповЪдалъ не останавливаться на печали. Кто намъ ее поможетъ преодол$ть? — Самъ Пушкинъ: его генальный поэтическй даръ, его плБнительная душевная личность и — такъ долго не дооц$ниваемая, а теперь приковывающая къ себЪ — его сложная духовная глубина.