Вечерній звонъ : повѣсти о любви

9 Я направлялся къ памятнику поэта Державина; на сборный пунктъ молодежи, чтобы веселой компаніей отправиться на Волгу — смотрѣть ледоходъ. Хотя вина и не пилъ, но ноги мои подплясывали подъ колокольный трезвонъ и душа задыхалась отъ избытка радости. Огромное бронзовое изваяніе поэта Державина торжественно возсѣдало на мраморномъ пьедесталѣ и равнодушно взирало на крышу почтовой конторы. Невольно вспоминалось произведеніе одного изъ непризнанныхъ міромъ мѣстныхъ поэтовъ: Въ Казани, весь вылитъ изъ бронзы, Державинъ на камнѣ сидитъ, На крышу Почтовой конторы Задумчиво старецъ глядитъ! Между тѣмъ подъ ногами поэта происходитъ базаръ житейской суеты: гудѣла и шевелилась огромная толпа, пестрая, шумливая, празднично-настроенная. Здѣсь была станція конки и происходили бои за мѣста, нерѣдко кончавшіеся острыми столкновеніями, съ участіемъ полиціи. Дождавшись очередной конки, мы дружно вступили въ бой, разворотити публику и захватили въ свое распоряженіе весь балконъ вагона. Были среди насъ люди хозяйственные, женатые японскимъ бракомъ на швейкахъ и модисткахъ. Они имѣли съ собой кулечки и корзины съ провіантомъ и выпивкой. Мы называли ихъ интендантами. Хорошо около нихъ пахло: колбаской, ветчинкой, куличемъ, пасхой... Между тѣмъ ■большинство представляло изъ себя безпечныхъ птицъ небесныхъ, которыя по зернышку клюютъ и всетаки сыты бываютъ. Весенній воздухъ и вкусные запахи изъ корзинъ и кулечковъ возбуждали волчій аппетитъ, и какъ только мы очутились за городомъ, холостые стали интересоваться: — Ну-ка, братецъ, что у тебя тамъ, въ кулечкѣ? Христосъ Воскресе!