Вечерній звонъ : повѣсти о любви

31 влюбился и за дружбой прячешься самъ отъ себя... Любовь, братецъ, не политическая экономія! Федя обидѣлся: — Не будемъ залѣзать въ душу другъ къ другу. Я къ твоей душѣ отношусь съ большей осторожностью, чѣмъ ты къ моей... Во всякомъ случаѣ я ей въ любви не признавался... а потому имѣю нравственное право говорить о дружбѣ... — Вѣрно. Сознаюсь въ своей неделикатности... Надо спать... Больше мы не разговаривали... Я лежалъ въ странномъ пріятномъ такомъ изнеможеніи, словно послѣ тяжелой операціи. Впереди никакихъ угрозъ: ни дуэли, ни женитьбы! Въ родѣ мухи, вырвавшейся изъ тенетъ паука... Облегченно всей грудью вздохнулъ, машинально перекрестился, отвернулся къ стѣнѣ и поплылъ въ страну забвенія... Проспалъ до полдня безъ сновъ и движенія. Какъ камень безчувственный. За то проснулся бодрымъ, веселымъ и жизнерадостнымъ. Федя уже исчезъ и мы оказались въ тетъ-а-тетъ съ кобелькомъ. Подозрительно посмотрѣли другъ на друга и я расхохотался, а кобелекъ заворчалъ. Разсмѣшила меня появившаяся на шеѣ собаки голубая ленточка вмѣсто ошейника. Вотъ ужъ не подозрѣвалъ, что въ душѣ медика, тяготѣющаго больше къ политической экономіи и соціологіи, таится столько женственной сентиментальности! А псу это украшеніе шло такъ-же, какъ коровѣ сѣдло. Недовольно повелъ носомъ: смертельно воняетъ псятиной, а обозрѣвъ комнату, увидалъ у дверей лужу. Возмутился и оскорбился до глубины души. Такъ какъ Феди не было, то моя злоба излилась на пса: началъ лупить его башмакомъ, и собачій вой и лай встревожилъ все населеніе квартиры. Заглянула ворчливая хозяйка и, конечно,