Въѣздъ въ Парижъ

160 еще тяжесть? Этимъ не удержать, а хуже... отнять покой. Она, все равно, рѣшила. Отцовское въ ней, буйная кровь ихняго стрѣльца Ивана. — Я обдумала все, — продолжала Аля. — Это не подвигъ, это — искупленіе прошлаго. Я только русская дѣвушка, и вотъ, надо намъ искупать... — и, говоря это, она вспомнила ночь въ оврагѣ и что говорилъ докторъ,—искупать прошлое. Когда-то и русскія дѣвушки уходили для разрушенія... Разрушено, надо очищать отъ скверны! И я готова. — Понимаю, родная... — сказалъ полковникъ, — что все это за наши грѣхи, за преступленія, за ошибки... Но подумай!.. Извини меня... Но, можетъ быть, тебя... мнѣ иногда казалось..? — замялся онъ. — Вы хотите сказать, что...—вспыхнула Аля, — другіе еще мотивы?... что чувство могло меня..? Личнаго тутъ нѣтъ. Вамъ я скажу. Да, я люблю Митю, давно любила... Теперь я боготворю его! Вы знаете. Но я пойду и не увижу его, не позволю себѣ его увидѣть! Я ему отказала, вы тоже это знаете... но я не толкала его, онъ такой самъ. Я чувствовала, что намъ нельзя завязывать личной жизни, закрыть все нашимъ счастьемъ. Онъ свѣтлый, онъ рыцарь... только такой онъ и дорогъ мнѣ! Онъ пошелъ. Я не могу не пойти. — Я понимаю, — сказалъ полковникъ. — Но... подумай, Аля!.. Ты не учитываешь, что ожидаетъ тебя! Ты же вѣдь... исключительная, сама ты себя не знаешь... а тамъ надо умѣть затериваться! Ты же изъ тысячъ выдѣлишься, съ такимъ лицомъ!.. Что тебя ожидаетъ?!.. — Я готова на все. Богъ поможетъ. Буду дѣлать, какъ мнѣ укажутъ. За папу... благословите меня и дайте пути... вы знаете!... Она подошла къ нему. Онъ поднялся, продолжая смотрѣть въ каминъ. — Пути... — повторилъ онъ, стараясь собрать мысли. — Ахъ, Аля... трудно мнѣ... тяжело мнѣ, Она обняла его, прижалась къ его груди. Сдерживая себя, онъ поцѣловалъ ее и благоговѣйно перекрестилъ. Больше они не говорили.