Грамматика любви : избранные разсказы

117 — Ну, какая тамъ у насъ съ вами вѣра... И опять оба помолчали. Потомъ вынули портсигары, закурили. — И вѣдь замѣтьте, — сказалъ первый пассажиръ, тотъ, что лежалъ подъ пледомъ: — мы вѣдь съ вами ничуть не рисуемся, ничуть не играемъ сейчасъ ни другъ передъ другомъ, ни передъ воображаемымъ слушателемъ. Говоримъ мы, право-же, очень просто и безъ всякаго предумышленнаго цинизма, безъ всякаго ѣдкаго хвастовства, въ которомъ все-таки есть всегда нѣкая компенсація: вотъ, молъ, извольте взглянуть, въ какомъ мы положеніи — ни У кого такого нѣтъ. Мы и бесѣдуемъ просто и умолкаемъ безъ всякой значительности, безъ всякой стоической мудрости. Говоря вообще, болѣе сладострастнаго животнаго, чѣмъ человѣкъ нѣтъ на землѣ, хитрая человѣческая душа изо всего умѣетъ извлекать самоуслажденіе. Но въ нашемъ съ вами случаѣ я даже и этого не вижу. И это тѣмъ болѣе любопытно, что вѣдь надо прибавить къ нашему, какъ вы выражаетесь, идіотскому безчувствію еще всю особенность нашихъ съ вами отношеній. Мы вѣдь съ вами ужасно тѣсно связаны. То есть, точнѣе говоря, должны были бы быть связаны. — Еще бы! — отвѣтилъ второй. — Какой ужасъ, въ сущности, причинилъ я вамъ. Воображаю, что вы пережили. — Да, и даже гораздо больше, чѣмъ вы можете во^ образить. И вообще-то это ужасно, весь тотъ кошмаръ, который переживаетъ мужчина, любовникъ, мужъ, у котораго отняли, отбили жену и который по цѣлымъ днямъ и ночамъ, почти безпрерывно, ежеминутно корчится отъ мукъ самолюбія, страшныхъ ревнивыхъ представленій о томъ счастьѣ, которое испытываетъ его соперникъ, и отъ безнадежной, безысходной нѣжности, — вѣрнѣе, половой умиленности, — къ потерянной самкѣ, которую хочется въ одно и то же время и задушить съ самой лютой ненавистью и осыпать самыми унизительными знаками истинно собачьей покорности и преданности. Это вообще несказанно ужасно. А вѣдь я къ тому-же не совсѣмъ обычный