Елань : разсказы

7 верки и ледяныя горы? — Обязательно, Сергѣй Шмелевъ. Такъ и Бырдина знала вся Москва, какъ непревосходимаго цѣнителя и знатока лошадей. Николай Кузьмичъ говоритъ, — что его онъ не засталъ, но много ему о Бырдинѣ разсказывалъ Алексѣй Федоровичъ Шереметовъ, бывшій лейбъ-гусаръ, промотавшій очень много состояній, отличный скакунъ въ стипльчезѣ и на гиппическихъ конкурсахъ, а на старости лѣтъ предавшійся цѣликомъ бѣговой охотѣ. Бырдинъ былъ старообрядецъ, ходилъ въ поддевкѣ, сапоги бутылками, волосы острижены подъ горшокъ. Ни для кого не мѣнялъ своей манеры. Надо сказать, что въ тѣ времена рысистой лошадью начали заниматься даже и большіе господа. Послѣ братьевъ Орловыхъ былъ какой-то перерывъ. А потомъ снова заинтересовались. Что-то въ родѣ патріотизма было, или случайная мода подошла. Тогда только что заводилъ бѣговую конюшню молодой графъ Воронцовъ. Бѣга въ ту пору были, извините за выраженіе, примитивные. Происходили они не на Ходынкѣ, а на Прѣснѣ, на прѣсненскихъ прудахъ, что противъ Зоологическаго сада. Не было тогда ни сулковъ, ни американокъ, ни оберъ-чековъ, ни бандажей, ни наглазниковъ; лѣтомъ гонялись на дрожкахъ, зимою на легонькихъ санкахъ. Вотъ графъ Воронцовъ возьми и влюбись въ одного Бырдинскаго жеребенка-трехлѣтка. Присталъ къ Бырдину безъ короткаго — продай, да продай. Давалъ двѣ тысячи; по тому наивному и первобытному времени — сумма огромная. Бырдинъ — нѣтъ. Графъ разгорячился: десять тысячъ. Нѣтъ! Разсердился графъ: — самъ назначай цѣну. Отвѣчаю. — Тогда этотъ упорный козелъ, Бырдинъ, говоритъ ему спокойно, и — какъ всѣмъ онъ всегда говорилъ, — говоритъ по-московски, на ты: — „Видишь ли, графъ: ты и молодъ, ты и красивъ, и многимъ взысканъ отъ Бога, и государь къ тебѣ ласковъ, и богатъ чрезвычайно, и женщинами любимъ. На кой лядъ тебѣ мой жеребенокъ? Вѣдь это капризъ у тебя, не больше? А для меня эта лошадка, моя послѣдняя, едивеепч \1 ■ ѣгел