Елань : разсказы

44 всѣхъ трехъ классовъ, съ заводнымъ паровозомъ. У прачкинаго Васьки — деревянный конь: голова сѣрая, въ темныхъ яблокахъ, глаза и шея дикіе, ноздри — раскаленныя угли, а вмѣсто туловища, толстая палка. Оба мальчугана завидуютъ другъ другу. — „Посмотри, Дима, — изнываетъ отъ чужого счастья кривобокая, кислосладкая гувернантка, — вотъ дырочка, а вотъ ключикъ. Заводить надо такъ: разъ-разъ-разъ-разъ... У-у! поѣхали, поѣхали"!.. Но Дима не глядитъ на роскошный поѣздъ. Блестящіе глаза не отрываются отъ Васьки, который вотъ уже осѣдлалъ сѣраго въ яблокахъ, стегнулъ себя кнутикомъ по штанишкамъ, и вотъ пляшетъ на мѣстѣ, горячится, ржетъ ретивый конь, и вдругъ галопомъ вкось, вкось!.. У Димы катастрофа: крушеніе поѣзда, вагоны падаютъ на бокъ, паровозъ торчитъ вверхъ колесами, а колеса еще продолжаютъ вертѣться съ легкимъ шипѣніемъ. — Ахъ, Дима! Зачѣмъ же толкать паровозы ногами? Какъ тебѣ не стыдно?.. — Не хочу паровоза, хочу Васькину вошадь! Отдайте ему паровозъ, а мнѣ вошадь! Хочу вошадь! Но гордый Васька гарцуетъ, молодецки избоченившись на конѣ, и небрежно кидаетъ: — Ишь ты какой! Захотѣлъ тоже!.. Что говорить, волшебна, упоительна елка. Именно упоительна, потому что отъ множества огней, отъ сильныхъ впечатлѣній, отъ поздняго времени, отъ долгой суеты, отъ гама, смѣха и жары, дѣти пьяны безъ вина, и щеки у нихъ кумачево-красны. Но много, ахъ, какъ много мѣшаютъ взрослые. Сами они играть не умѣютъ, а сами суются: какіе-то хороводы, пѣсенки, колпаки, игры. Мы и безъ нихъ ужасно отлично устроимся. Да вотъ еще дядя Петя, съ козлиной бородкой и козлинымъ голосомъ. — Сѣлъ на полъ, подъ елкой, посадилъ дѣтей вокругъ, и говоритъ имъ сказку. Не настоящую, а придумалъ. У, какая скука, даже противно. Нянька, та знаетъ взаправдушные.