Заря русской женшины : этюды

203 Какъ бы ее сѣры волки разорвали, Косточки бы по чисту полю разметали; Какъ бы ее татары полонили, Ужъ мнѣ бы, добру молодцу, вѣстка пала... При всей красотѣ своей, пѣсня эта производитъ впечатлѣніе незаконченнаго отрывка. Это какъ будто запѣвка, вступленіе къ большой утраченной старинкѣ неизвѣстнаго содержанія. То обстоятельство, что въ пѣснѣ упоминается былинная Дунай-рѣка, свидѣтельствуетъ объ ея глубокой древности. А то, что дѣвушка таинственно пропала, когда пошла на Дунай-рѢку по воду, даетъ соблазнъ думать, что содержаніемъ старинки должно было быть умыкнутіе исчезнувшей сестры. Тотъ первобытный брачный процессъ, который былъ начальнымъ зерномъ славянской эксогаміи, но уже въ Несторовомъ вѣкѣ былъ, для христіанскаго Кіева, далекимъ языческимъ пережиткомъ, и возмущалъ благочестивыхъ лѣтописцевъ: „А древляне живяху звѣриньскимъ образомъ, живуще скотски... и брака у нихъ не бываше, но умыкиваху у воды дѣвицу". Впрочемъ, нѣтъ надобности непремѣнно отступать назадъ на девятьсотъ лѣтъ: цитированная выше статья объ енисейской' деревнѣ Яркиной даетъ возможность наблюдать древлянскіе нравы даже въ концѣ XIX вѣка: „Нецѣломудріе не считается здѣсь грѣхомъ,—пишетъ яркинскій бытоизобразитель, — а сцены на масляницѣ и во время пастьбы скота напоминаютъ слова Нестора. Когда снѣгъ начнетъ таять, скотъ перегоняютъ на острова. Туда ходятъ дѣвки и бабы доить коровъ. При чемъ у нихъ обыкновенно происходятъ свиданія съ парнями. „Каждая дгъваца и замужняя баба имгъетъ своего парня". (Як. Обычное право. № 1158). Совершенно точный образъ: „И Радимичи, и Вятичи, и Сѣверъ одинъ обычай имяху: живяху въ лѣсѣхъ, якоже всякій звѣрь... браци не бываху въ нихъ, но игрища межу селы, схожахуся...