За рубежомъ : разсказы

Богу. Умирать надо, а ты не печалься. Моя смерть очень хорошая, я погибаю невинно и лучшей смерти мнф не надо. Не плачь же за этимъ. Вотъ еще что, Маша. В$дь они убитыхъ хоронить не даютъ. Можетъ быть, и меня убьютъ гдф нибудь за станицей и хоронить не дадутъ. И за этямъ не плачь. Такъ видно Богу угодно.

Но Марья Петровна не могла удержать слезъ. Неудержимо лились онф и тогда, когда, наконецъ, красноармеепъь выводилъ ее за руку изъ подвала.

Утромъ, въ жарю ЮюньсюЙ день собрался военнореволющонный трибуналъ въ станичномъ правлении. ПредсБдательствовалъ черномазый господинъ, арестовавиий отца Григор!я, а теперь оказавпийся начальникомъ Чрезвычайки. Половина членовъ трибунала была изъ м5стныхъ, преимушественно иногороднихъ, а остальные — матросы и красноармейць. Дфлъ было много. Надо было судить кого за богатство, кого за помощь бфжавшему атаману, кого за помошь Деникину. Да вотъ еще отца Григория.

За нимъ послали конныхъ казаковъ съ приказомъ доставить его къ трибуналу.

Но еще задолго, съ ранняго утра, собралась передъ подваломъ толпа богословскихъ бабъ и все увеличивалась. Конные оттБсняли толпу отъ подвала, а въ ней слышались визги и выкрики.

— Давайте его сюда, деникинца окаяннаго! Мы сами его,разсудимъ! Чортъ волохатый! Будешь казакамъ молебны служить!

Отца Григор!я вывели и онъ пошелъ, опустивъ голову, между двумя рядами всадниковъ. А бабы не унимались. Визгъ и стонъ отъ ругательствь стоялъ на всю улицу. Одна баба, пробравшись межъ конныхъ, дергала узника за волосы, другая плевалась. Третья, забЪфжавъ впередъ, кричала пахабщину и высоко задирала подолъ юбки.

— Тьфу, стерва!— сказаль одинъ изъ конвойныхъ.Ньтъ хуже на свЪтЪ бабы, если она разъярится! И онъ началъ направо и налЪво работать. нагайкой.

Толпа проводила отца Григор!я до самаго трибунала. Въ числЪ судей сидБлъ и Меркуловъ.