Изабранные разсказы

197 вокругъ высокой жердины съ голубкомъ въ рукѣ, въ центрѣ. — Ну, а знаете-ли вы, знатокъ всего, Рафаэль, спросила Біанка, слегка хлопнувъ его по рукѣ вѣеромъ:что это значитъ? Рафаэль вновь поцѣловалъ ей руку, около локтя, молочно-блѣдную, съ тонкими голубыми прожилками: — Я знаю лишь одно — что синѣющій эфиръ исходитъ не только изъ очей Психеи, но и изъ божественныхъ ея рукъ. — Поэтъ, поэтъ, — она смѣялась.—Такъ знайте, что это хоры звѣздъ, планетъ и кометъ, поклоняющихся Венерѣ, сестрѣ своей. Когда, черезъ нѣсколько времени, Рафаэль всталъ, чтобы налить себѣ вина, одна комета пролетѣла рядомъ съ нимъ, слегка задѣвъ его плащемъ. Въ миндалевидную прорѣзь маски глядѣли слегка косящіе туманные, какъ-бы безумные глаза. — Но помни, смертный... — прошепталъ знакомый голосъ. — Но помни, смертный... Онъ подхватилъ ее подъ руку и повелъ къ баллюстрадѣ, къ столику, гдѣ стояло еще его вино. — Что-бы ни пророчила ты мнѣ, Лаурана, — онъ налилъ: — принимаю! Пью! Комета схватила его за плечи, нагнулась — длинно заглянула въ глаза. — Тыне можешь быть инымъ, Рафаэль! Ты — Рафаэль! Тѣмъ-же золотистымъ виномъ чокнулись они, но теперь, выпивъ, онъ бросилъ бокалъ. И съ такимъ же мелодичнымъ, слабымъ стономъ тотъ разбился. Лаурана-же, вся въ черномъ, съ разсыпающимся хвостомъ своимъ, унеслась въ залу, гдѣ танецъ продолжался. Голубая ночь стояла надъ садами, когда Рафаэль подъ руку съ синеокой Біанкой спускался къ Тибру, среди кипарисовъ, лавровъ, апельсиновыхъ деревъ. На каменной скамьѣ, недалеко отъ античнаго саркофага, надъ которымъ склонялось лимонное деревцо, они сѣли. Вдали свѣтились окна виллы; слышалась музыка; пары неслись въ танцахъ.