Изабранные разсказы

68 выбрали заброшенную сторожку караульщика; прикрѣпили бумагу на двери, обвели кругъ. — Ну, готово,—сказалъ Дѣдъ.—Николай Петровичъ,, заряжайте. Отецъ заколачивалъ шомполомъ пыжъ, а Женя стоялъ, смотрѣлъ невидящими глазами и вздыхалъ, — какъ будто стрѣлять должны были въ него. Наконецъ, отецъ надѣлъ пистонъ. Дѣвочки заткнули уши и замерли. — Теперь бери... вотъ такъ, лѣвую впередъ, чтобъ мушка на серединѣ листа. Женя видѣлъ только блиставшій пистонъ. Въ немъ отражался какой то лучъ, и этотъ пистонъ дѣйствовалъ на него магически. Руки не двигались. — Ну, валяй, — крикнулъ Дѣдъ. Женя что то дернулъ, передъ нимъ блеснуло, бухнуло, онъ отшатнулся и опустилъ ружье. Отецъ съ Дѣдомъ смѣялись. — Страшно палить, а? Дѣдъ трепалъ его по щекѣ. — Ну ничего, молодецъ. — Нѣтъ, — Женя едва выговаривалъ слова: — не страшно. Отецъ подошелъ къ сторожкѣ. — Десять дробинъ, ай да ты! Женя улыбнулся. Чѣмъ то смутнымъ, блаженнымъ былъ онъ полонъ, и весь этотъ день, когда ружье висѣло въ кабинетѣ съ „настоящими" ружьями, былъ такъ значителенъ, радостенъ; онъ уже не просто Женя, а владѣтель ружья, изъ котораго можетъ стрѣлять воробьевъ, сорокъ — какое громадное преимущество передъ дѣвочками. Онъ былъ счастливъ. VI Слобода, гдѣ играли въ лапту, дорога къ церкви, все съ наступленіемъ осени обращалось въ топь. Приходилось сидѣть дома. Только отецъ могъ ѣздить въ это время съ гончими, дѣти учились, и бѣдная Лиза Толстенькая часами: