--- и смолкли колокола

39 бы. Ужъ очень онъ былъ тяжелаго характера. И вся семья жила въ вѣчномъ трепетѣ передъ нимъ. Папашенька былъ трезвеникъ, куреніе табаку не прощалъ, а въ особенности духовенству. За это ненавидѣлъ духовныхъ, изъ - за этого отпалъ отъ церкви. Въ церкви въ продолженіи 35 лѣтъ не бывалъ. Не позволялъ ни маменькѣ ходить, ну, а намъ уже и подавно. Но дѣтей крестилъ: этого уже не могъ избѣжать. Для духовенства двери дома нашаго всегда были закрыты. Не дай Богъ, если куда пойдетъ или поѣдетъ и встрѣтитъ духовное лицо. Обругаетъ послѣдними словами, оплюетъ и вернется обратно. Страшный въ своемъ гневѣ былъ папенька! И Богъ его знаетъ, какое на кого у него было въ душѣ озлобленіе. Бывало, нѣтъ дома 7 - 8 мѣсяцевъ, все гдѣ то' по дѣламъ ѣздитъ. Куда поѣхалъ, никто не дерзнетъ и спросить. Никогда не напишетъ, а если и напишетъ, то старшему брату приказы по дѣламъ. А чтобы хоть поклонъ послать маменькѣ, тонельзя было и подумать. Уѣдетъ папашенька, какъ то легче станетъ; вздохнетъ маменька, какъ будто даже и въ тѣлѣ начнетъ поправляться. И веселѣй станетъ. Помню, ходила къ намъ одна старушка. Вотъ такъ, придетъ безъ папашеньки, подадутъ самоварчикъ, поставятъ на столъ огурчики, груздочки, капустку, всякую солонинку. Сидятъ, разговариваютъ, закусываютъ, и даже маменька захотятъ попѣть,