Книга Іюнь : разсказы

— 166 нилась, и никакихъ. Сразу испортила настроеніе. Но, однако, смолчалъ. Въ ресторанѣ — вѣчная исторія — куда ее не посади, то ее печетъ, то на нее дуетъ. Но я далъ себѣ слово сдерживаться. Вижу, освободилось мѣсто и предлагаю самымъ ласковымъ тономъ пересѣсть. И вдругъ въ отвѣтъ перекошенная физіономія и змѣиный шипъ. — Мнѣ и тутъ ладно. Ладно, такъ ладно. Мнѣ наплевать. Умолять и въ ногахъ валяться не стану. Молчу. Ѣмъ. Вино, кстати, тамъ недурное. Увидѣла, что я пью съ интересомъ и прицѣпилась. Тутъ ужъ я вскипѣлъ. Что, вообще, эти дурищи думаютъ? Для чего человѣкъ въ ресторанъ ходитъ — зубы чистить, что ли? Человѣкъ ходитъ для того, чтобы ѣсть и поѣдаемое запивать. Вотъ для чего. Ихъ идеалъ, чтобы человѣкъ смотрѣлъ, какъ она ѣстъ, а самъ бы пожевалъ вареную марковку, запилъ водичкой, какъ заяцъ, и все время говорилъ бы комплименты. Куда, какъ весело! Вышли изъ ресторана — такъ и зналъ — тычетъ мнѣ на руки свою моську. Вѣдь предупреждалъ! Вѣдь просилъ! Дѣйствительно, возмутительно! Встрѣтила какого-то болвана Скрипкина или, что-то въ этомъ родѣ. Воспользовался случаемъ, чтобы удрать. Жажда безумная. Выпилъ пива. Эта дурища, между прочимъ, твердитъ, какъ дятелъ, что вино жажды не утоляетъ. Объяснялъ идіоткѣ, что жажда есть потребность жидкости, а вино есть жидкость. А она говоритъ, что селедочный разсолъ тоже жидкость, однако, жажды не утолитъ. Я ей на это резонно отвѣчаю, что, если она истеричка, надо лѣчиться, а не бросаться на людей. Вернулся домой — вижу приготовилась скандалить. Пресѣкъ сразу — Завтра уѣзжаю.