Книга Іюнь : разсказы

— 185 Онъ поднялъ'свои длинныя рѣсницы и показалъ въ своихъ огромныхъ глазахъ такую нѣжную глубокую печаль, какую взрослые никогда не даютъ увидѣть. Взрослые прячутъ ее, опуская вѣки .. — Сильва...Сильва... — и онъ лепеталъ что-то волнуясь и краснѣя. Я съ трудомъ поняла. Мысль эта была очень сложная: если бы Сильва не уѣхала, она стала бы заводить, пружинку „пти муазо“, и сломала бы „пти му азо ". Такъ что въ общемъ выходило даже какъ будто все къ лучшему. Теперь, значитъ, можно будетъ наконецъ спокойно жить и работать. Вотъ онъ сейчасъ стоитъ у стѣны. Одна рука за -спиной, въ другой „муазо. У „муазо" недвижно висятъ оба крыла. Съ нимъ дѣло конченное, Что же теперь? Какъ утѣшаетъ себя маленькій человѣкъ? Уходитъ любовь, жизнь опустошается. — Ну что-жъ? — говорятъ. — Тѣмъ лучше. Она вѣдь только мѣшала. Всѣ эти Сильвы всегда перекручиваютъ пружины. — О чемъ ты такъ задумался? — часто говоритъ поэту нѣжный голосъ Сильвы. — Ты даже поблѣднѣлъ. Навѣрное что-нибудь сочиняешь? Крракъ! — пружинка сломана. Ну развѣ можно спрашивать поэта, „не сочиняетъ ли онъ что-нибудь?!". Онѣ мѣшаютъ жить! Онѣ закрываютъ жизнь своими руками, поцѣлуями и глупостью... Маленькій мальчикъ стоитъ, прижавшись къ стѣнѣ. Въ рукѣ у него сломанные кусочки раскрашенной жести его „муазо", на которомъ онъ расчитывалъ утвердить основу жизни, одинокой, свободной и разумной.