Книга Іюнь : разсказы

— 199 — Имѣйте въ виду, — снова, послѣ долгаго молчанія сказалъ онъ, — что его богатство не покроетъ цѣликомъ его злой глупости. Она непремѣнно откуда нибудь вылѣзетъ. Впрочемъ, мнѣ все это безразлично. — Тогда почему же вы завели этотъ разговоръ? Онъ круто повернулся ко мнѣ, но сразу снова спрятался въ свою шубу, даже, кажется, не успѣвъ взглянуть на меня, — Да, да... Это удивительно — пробормоталъ онъ — Да... вы правы... И мы оба замолчали. И долгая, долгая тянулась дорога. Сердце болѣло отъ бѣлой тоски безпредѣльныхъ снѣговъ, отъ бренькающаго колокольчика, отъ неподвижной фигуры злого человѣка рядомъ со мной. Ямщикъ на козлахъ качался и молчалъ, какъ мертвый. Страшная надвигалась — мертвая ночь. Хотѣлось спросить, скородимы пріѣдемъ, и какъ-то не было силъ заговорить. Противно было, что на ногахъ моихъ лежитъ одѣяло, которымъ онъ такъ гордится. Ахъ, не надо было ѣхать! Развѣ можно такъ съ первымъ встрѣчнымъ... Тетка дура, зачѣмъ позволила... Я уснула. Проснулась потому, что залаяли собаки. Мы въѣзжали въ какую-то усадьбу. — Я долженъ взять инструменты — сказалъ Оборотень. — Пока изъ деревни приведутъ другихъ лошадей, вы можете погрѣться. Здѣсь мой домъ. Я не хотѣла идти въ его домъ. Почему онъ не предупредилъ раньше, что мы къ нему заѣдемъ? Но куда же мнѣ дѣться? Надо идти. Домъ огромный, каменный. Окна забиты снаружи досками, наглухо. Чернѣютъ только три—четыре. Широкій подъѣздъ съ колоннами. Но мы остановились у бокового крылечка. Фигура въ тулупѣ съ жестяной лампочкой въ рукѣ открываетъ двери, суетливо ведетъ вдоль длиннаго коридора, черезъ гулкій залъ. Пятна сырости проступаютъ