Книга Іюнь : разсказы

— 35 — Ну, мы уходимъ, уходимъ. Спокойной ночи! И не волнуйтесь по пустякамъ Вамъ вредно. — А она у васъ, дѣйствительно, того...—шептала гостья въ дверяхъ. . Старушка прислушиваясь къ удаляющимся шагамъ провѣрила — хорошо ли задернуто окно, потомъ положила вязанье на столъ и сѣла. Закрыла глаза и долго медленно растирала грудь съ лѣвой стороны. Подвинула клубокъ и сказала ему: . — Разволновали меня эти дуры. Скучно безъ человѣческихъ голосовъ, а и придутъ не обрадуешься. Она говорила съ клубкомъ такъ же просто и свободно, какъ говорятъ съ человѣкомъ Какъ всѣ люди, прожившіе долгую жизнь, она знала, что въ сущности все равно съ кѣмъ разговаривать —■ съ живымъ человѣкомъ, съ клубкомъ, со звѣздами, или съ кускомъ тесемки — они слушаютъ одинаково безрззтично. Тесемка хоть не перебьетъ и не затянетъ про свое ненужное, нудное. Но, конечно, голоса слышать необходимо, такъ же какъ видѣть двигающіеся предметы, потому что въ этомъ жизнь. За голосами она ходитъ къ двери въ столовую. Тамъ всегда кто нибудь говоритъ. Она хитритъ: беретъ кружку, какъ будто въ кухню за кипяткомъ, а сама остановится у двери и слушаетъ. Словъ не разобрать — да это и не важно. Слова все тѣ же Надоѣли главныя слова человѣческой жизни: „сколько" „дорого", „больно", „скучно", „некогда" и „зачѣмъ". „Зачѣмъ" чаще всего. Очень надоѣли слова. А голоса нужны для жизни. Чтобы сознавать, что живешь. — А гдѣ чашечка? Задохнулась, сердце забилось. — Вотъ она... Чего я такъ пугаюсь сегодня. Чашечка стояла тутъ же за лампой. Тоненькая, фарфоровая, нѣжный, синій рисуночекъ изображалъ на ней чудесную жизнь: во первыхъ, ручеекъ, кустарники негустые, не таящіе ни звѣря, ни гада. Черезъ ручеекъ мостикъ. На 3*