Книга Іюнь : разсказы

— 47 много разъ слышала, но никогда не видала. А слышала я, что когда выходила она изъ института, какъ разъ умерла ея бабушка и оставила ей въ приданое дутую браслетку и этотъ капотикъ. къ выпуску сшитый. — Лежалъ, лежалъ, — шептала Катерина Петровна, расправляя руками ззжелкшія оборочки. — И долежался... Я скоро уснула. Но помню ночью свѣчу въ бѣлой тонкой рукѣ и складки пышной бѣлой кисеи. Помню шопотъ няни: — Да вы спите, вы не бойтесь, ваша комната въ сторонѣ, онъ туда не залѣзетъ. И помню опять свѣчу. Она на подоконникѣ. И тонкая бѣлая фигура прильнула къ стеклу .. Рано утромъ за чаемъ я вижу ее, Катерину Петровну, въ этомъ удивительномъ кисейномъ нарядѣ и волосы у нея завиты локонами и стянуты голубой лентой — А онъ... этотъ человѣкъ придетъ къ чаю? - прерываясь, словно плача, спрашиваетъ она, входя Эльвира Карловна смѣется. Смѣется и Бартекъ. — Охъ, какъ онъ хохоталъ! — разсказываетъ Бартекъ. — Такъ это вы, говоритъ, меня такъ хорошо стерегли? Чувствительно, говоритъ, благодаренъ. — Онъ боялся въ корчмѣ ночевать, — вставляетъ Эльвира Карловна. — При немъ были большія деньги. . — Ухъ, до чего же онъ хохоталъ. Съ Зозуленецъ лошадей за нимъ прислали, такъ и ихній кучеръ хохоталъ. Ко-мэ-дія! Я такъ заслушалась Бартека, что только послѣ чая замѣтила пустой стулъ Катерины Петровны. Я нашла ее въ ея комнатѣ. Она забилась въ уголъ дивана, закуталась въ большой сѣрый платокъ, такая худенькая, точно больная. Я подошла къ ней, но она не приласкала меня. — Иди, дѣвочка, иди. И я ушла...