Лѣто господне : праздники

160 денькой бородкѣ прыгаетъ блескъ огня. Я бѣгу къ нему по ледяному полу, тискаюсь потеплѣй въ колѣнки. Онъ запахиваетъ меня полою. Тепло подъ его казакинчикомъ на зайцѣ! Прошу: — Не скажешь чего хорошенькаго? — А чего те хорошенькаго сказать... Морозъ. Бушуя ужъ отцѣпили, Антипушка на конюшню взялъ. Заскучалъ, запросился, и ему стало невтерпежъ. За святой вотъ водой холодно итти будетъ. Крещенскій сочельникъ нонче, до звѣзды не ѣдятъ. Прабабушка Устинья, бывало, маково молочко къ сытовой кутьѣ давала, а теперь новые порядки, кутьи не варимъ ... Почемупочему ... новые порядки! Рядиться-то ... на Святкахъ дозволяла, ничего. Харь этихъ не любила, увидитъ — и въ печку. Отыметъ, бывало, у папашеньки и сожгетъ, а его лѣстовкой постегаетъ... не поганься, хари не нацѣпляй! — А почему не поганься? — А, поганая, потому. Глупая твоя нянька, чего купила! Погляди-ка, чья харя-то... Послѣ ее личико святой водой надо. Образъ-подобіе, а ты поганое нацѣпляешь. Лисичка ничего, божій звѣрь, а эта чья образина-то, погляди! Я оглядываюсь на маски. Харя что-то и мнѣ не нравится — скалится, и вихры торчками. — А чья, его..? —- Человѣка такого не бываетъ. Личико у тебя чистое, хорошее, а ты поганую образину... тьфу! — Знаешь что, давай, мы ее сожгемъ... какъ прабабушка Устинья? — А куда ее беречь-то, и губища раздрыгана. Иванъ Богословъ вонъ, Казанская... и онъ тутъ! На тотъ годъ, доживемъ, медвѣжью лучше головку купимъ. Я влѣзаю на холодный сундукъ и сдергиваю харю Что-то противно въ ней, а хочется послѣдній разокъ надѣть и попугать Горкина, какъ вчера. Я нюхаю ее, про¬