Лѣто господне : праздники

49 Василь-Василичъ, очень парадный, въ сіяющихъ сапогахъ — въ калошахъ, грызетъ подсолнушки. Достаетъ серебреный гривенникъ и даетъ Солодовкину — „нука, продай для воли!“ Солодовкинъ швыряетъ гривенникъ, говоритъ: „для общаго удовольствія пускай!" Василь-Василичъ по-своему пускаетъ — изъ пригоршни. — Всѣ. Одни теперь тенора остались, — говоритъ Солодовкинъ, — пойдемъ къ тебѣ чай пить съ пирогами. Господина усатова посмотримъ. Какого —• „господина усатова"? Огецъ говоритъ, что есть такой въ театрѣ пѣвецъ. Усатовъ, какъ соловей. Кричатъ на крышѣ. Это Горкинъ. Онъ машетъ шестикомъ съ тряпкой и кричитъ — шиш!.. шиш!.. Гоняетъ голубковъ, я знаю. Съ осени не гонялъ. Мы останавливаемся и смотримъ. Бѣлая стая забираетъ выше, дѣлаетъ круги шире... вертится турманокъ. Это — чистяки Горкина, его „слабость". Гдѣ-то онъ ихъ мѣняетъ, прикупаетъ, и въ свободное время любитъ возиться на чердакѣ, гдѣ голубятня. Часто зоветъ меня, — какъ праздникъ! У него есть „монашекъ", „галочка", „шилохвостый", „козырные", „дутики", „путы-ноги", „турманокъ", „паленый", „бронзовые", „трубачи", — всего и не упомнишь, но онъ хорошо всѣхъ знаетъ. Сегодня радостный день, и онъ выпускаетъ голубковъ — „по волѣ". Мы глядимъ, или, пожалуй, слышимъ, какъ „галочка-то забираетъ", какъ „турманокъ винтится". Отъ стаи — бѣлый, снѣжистый блескъ, когда она начинаетъ „накрываться" или „итти вертушкой". Намъ объясняетъ Солодовкинъ. Онъ кричитъ Горкину — „галочку подопри, а то накроютъ!" Горкинъ сильнѣе машетъ, словно хочетъ подкинуть стаю. Начинаютъ кричать, что „галочка отбилась!" Горкинъ кричитъ пронзительно, прыгаетъ по крышѣ, какъ по землѣ. Отецъ удерживаетъ „старикъ, сорвешься!" Я вижу и Василь-Василича на крышѣ, и Дениса, и кучера Гаврилу, который бросилъ распрягать лошадь и ползетъ по пожарной лѣстницѣ. II. Шмелевъ 4