Лѣто господне : праздники

72 родъ не гоняютъ зря, во дворѣ чисто прибрано, сады зазеленѣли, погода теплая. — Пойдемъ, дружокъ, по хозяйству чего посмотримъ, распорядиться надо. Приходи завтра на волѣ разговляться. Пять годовъ такъ не разговлялись. Какъ Мартыну нашему помереть, въ тотъ годъ Пасха такая же была, на травкѣ ... Помни, я тебѣ его пасочницу откажу, какъ помру ... а ты береги ее. Такой никто не сдѣлаетъ. И я не сдѣлаю. — А ты вѣдь самый знаменитый плотникъ-филенщикъ, и папаша говоритъ ... — Нѣтъ, ку-да! Нашъ Мартынъ самому государю былъ извѣстенъ... пѣсенки пѣлъ топорикомъ, царство небесное. И пасошницу ту самъ тоже топорикомъ вырѣзалъ, и сады райскіе, и винограды, и Христа на древѣ... Погоди, я те разскажу, какъ онъ помиралъ... Ахъ, „Мартынъ-Мартынъ, покажи аршинъ!" — такъ всѣ и называли. А потому. Послѣ разскажу, какъ онъ государю Александру Миколаичу чудеса свои показалъ. А теперь пойдемъ распоряжаться. Мы проходимъ въ уголъ двора, гдѣ живетъ булочникъ Воронинъ, котораго называютъ и Боталовъ. Въ сараѣ, на погребицѣ, мнутъ въ глубокой кадушкѣ творогъ. Мнетъ самъ Воронинъ красными руками, толстый, въ разстегнутой розовой рубахѣ. Мѣдный крестикъ съ его груди выпалъ изъ-за рубахи и даже замазанъ творогомъ. И лобъ у Воронина въ творогѣ, и грудь. — Для нашихъ мнешь-то?—спрашиваетъ Горкинъ.Мни, мни... старайся. Да изюмцу-то не скупись — подкидывай. На полтораста душъ, сколько тебѣ навару выйдетъ! Да сотню куличиковъ считай.У насъ не какъу Жирнова тамъ, не калачами разгавливаемся, а ѣшь по закону, какъ указано. Дѣдушка его покойный какъ указалъ, такъ и папашенька не нарушаетъ. — Такъ и надо ... — кряхтя, говоритъ Воронинъ