На морскомъ берегу

— 63 тревоги гладишь впередъ. И самъ становишься, лучше, чище. Такое я переживалъ тогда. Вернулся Жоржикъ. — Вотъ, Димитраки... У мевя нѣтъ ничего, но вотъ... Онъ протянулъ Димитраки портретъ въ хрустальной рамкѣ. Этотъ портретъ стоялъ въ кабинетѣ капитана. Димитраки взялъ, для чего-то подулъ на стекло и приложилъ къ глазамъ. Глядѣлъ на портретъ. Долго глядѣлъ. — А-а-а, Зорзикъ... Ти?.. Совсѣмъ зивой... Жоржикъ былъ снятъ въ матросскомъ; въ рукѣ у него было весло; на заднемъ планѣ стояла лодка. Матросская шапочка было сильно сдвинута на затылокъ, открывая большой и ясный лобъ. Свѣтлые глаза смотрѣли открыто, ясно. — Пароходъ! — крикнули со двора. Полоска дымка на горизонтѣ. — Выноси вещи! Жоржикъ готовъ? Во дворѣ, появился капитанъ, готовый къ отъѣзду, съ морскимъ биноклемъ и сумочкой. Онъ пощелкивалъ пальцами и отдавалъ послѣднія приказанія Антону и экономкѣ. Черезъ полчаса мы были уже на пристани. — Пожалуйста, поживите... — разсѣянно говорилъ капитанъ, пожимая руку. — У меня голова кругомъ... Пожалуйста... Я распорядился. Мы обнялись. — Ну, прощай, Жоржикъ... Милый мальчикъ... прощай. Онъ не могъ уже говорить. Я не смотрѣлъ на его лицо. — Мы скоро... Я... я... напишу... скоро... Димитраки стоялъ въ сторонкѣ. Смотрѣлъ уныло. — Димитраки..! Теперь уже не рука за руку. Теперь они прощались поцѣлуемъ, и Димитраки трясъ головой и моргалъ долгодолго, смотря, какъ маленькая фигурка въ матросскомъ костюмчикѣ подымалась на палубу. Кланялись, говорили всѣ взглядами. Третій гудокъ. — Отдай причалъ! Побѣжали командные свистки. — Пишите! — Димитраки!.. — Всего вамъ добраго, калитанъ! — Прощай!.. Димитраки махалъ шляпой.