На морскомъ берегу

— 70 танъ рѣшилъ остаться на югѣ. Они поселятся въ Провансѣ,, на югѣ Франціи. „Я одинокъ",— писалъ капитанъ. — „Только онъ одинъ, мой Жоржикъ, остался у меня. Я долженъ сберечь его. Тяжело мнѣ вдали отъ родины, но что подѣлаешь! Доктора совѣтуютъ держать его въ мягкомъ климатѣ, у теплаго моря, подъ солнцемъ..." Капитанъ звалъ меня, звалъ и Жоржикъ, но я не могъ поѣхать. Потомъ я узналъ, что имѣньице на морскомъ берегу капитанъ продалъ, что Жоржикъ поступилъ въ русскій пансіонъ, что его здоровье неважно, все такъ же блѣденъ и хрупокъ. Потомъ письма стали приходить рѣже. Дальше и дальше расходились дороги. Лѣтъ черезъ пять я попалъ на югъ, въ тотъ городокъ, гдѣ, когда-то мы такъ хорошо проводили время. Все по-старому. Вонъ дача капитана. Не видно изъ гостинницы орѣха, но онъ сейчасъ же откроется, если спуститься къ морю. Димитраки... Живъ ли? Первымъ дѣломъ я пошелъ знакомой дорогой къ берегу. Вотъ шоссе. Тамъ долженъ быть и орѣхъ. А, вонъ онъ, все такой же. А гдѣ же горка?.. Бѣлѣетъ дача съ шпилемъ на крышѣ. Гдѣ же горка? За это время на высокомъ пустырѣ выстроили дачу. А гдѣ же Димитраки? Я поднялся по шоссе. Вотъ и орѣхъ. Онъ уже за рѣшеткой, въ саду. Горка срѣзана, выжжены заросли кругомъ. И на мѣстѣ „норы" домъ съ верандой, и на мѣстѣ „плантацій" садъ съ дорожками, усыпанными галькой. Играютъ дѣти. И слѣдовъ не осталось. Только старый орѣхъ. Онъ, конечно, все помнитъ и все видѣлъ. Димитраки! Вышибла его жизнь съ послѣдней его позиціи, изъ его „норы". Куда швырнула, съ палками и фелюгами? съ его неизмѣнной черепахой? И спросить не у кого. Но видъ на море все тотъ же, чудесный. Тѣ же синѣющія дали. Я направился къ дачѣ капитана. Дощечка у воротъ