Отецъ Иоаннъ Кронштадтскій

46 ла сладость сознанія, что сегодня на урокахъ онъ былъ съ нами. Чувство умиленія и намъ, дѣтямъ, было такъ понятно и знакомо. Во время уроковъ нашего батюшки были всегда тишина и вниманіе. Мы ловили каждое его слово и не замѣчали ничего вокругъ. Иногда батюшка приходилъ на урокъ усталый: видимо ночь была безъ сна отъ молитвы или посѣщенія больныхъ. Тогда онъ былъ молчаливъ, слушалъ отвѣты, борясь съ одолѣвающей дремотой. Мы затихали. „Батюшка усталъ, молился, вѣрно, всю ночь" — шептали мы другъ другу. — Батюшка, я кончилъ, — говорилъ отвѣчавшій. О. Іоаннъ поднималъ на него свои усталые глаза, нагибался къ нему, гладилъ по головѣ, хвалилъ и тянулся съ перомъ къ журналу. Безмятежно радостны были уроки отца Іоанна, полные послушанія, восторженной дѣтской любви и боязни чѣмълибо огорчить дорогого батюшку. О безконечной добротѣ его и участіи къ чужому горю, къ бѣднымъ, мы хорошо знали. Уже тогда между нами не разъ ходили сдухи, что за А—ва, очень бѣднаго, батюшка заплатилъ за право ученія, такому-то помогъ, а отецъ Н—ва поправился благодаря молитвѣ о. Іоанна. О. Іоаннъ никогда не пропускалъ мимо себя нищихъ, останавливался и подавалъ милостыню. У подъѣзда гимназіи всегда толпились нищіе, — его любимыя чада. Выйдя изъ подъѣзда, преждѣ чѣмъ сѣсть въ сани, онъ подходилъ къ нимъ и каждому давалъ что-нибудь. А нищіе эти, ежась отъ холода, грѣли дыханіемъ руки на морозѣ. Когда же онъ садился въ сани и отъѣзжалъ, они бѣжали за нимъ по снѣгу за своей поддержкой и отрадой. Мелькали часто босыя ноги въ опоркахъ.., А батюшка обернувшись, махалъ запретительно рукой. Бросались въ глаза больныя изможденныя лица и оборванное платье... Батюшка съ грустью опускалъ руку. Я видѣлъ не разъ, какъ о. Іоаннъ останавливался, что то говорилъ нищимъ, увѣщевалъ и благословлялъ.