ПушкинЪ какЪ нравственная личностЬ и православный христіанинЪ

толкованй“ всего соприкосновеннаго со св. вЪрой и манили читателя „въ великол5пный мракъ чужого сада“ и подъ назвашемъ „просвЪфщеня“ держали его въ этомъ мрак5 туманныхъ и уже вовсе ненаучныхъ теор! позитивизма (агностицизма), утилитаризма, полуматер!ализма ит. д. ит. д. Гордость и сладостраст!е, вЪчно сбличаемые нашей Учительницей, т. е. Церковью въ данномъ случаЪ наполняли постоянно буйныя головки и „слабые умы“ нашего юношества, и лишь немноге изъ нихъ въ свое время вразумлялись и измЪняли свое настроеше, какъ, напримфръ, герои Тургеневскаго „Дыма“, Гончаровскаго „Обрыва“ и большинства повЪстей Достоевскаго.

Не подумайте будто приведенное стихотворене Пушкина является единственнымъ въ своемъ родЪ. Напротивъ можно сказать, что эти настроея безпощаднаго самобичеван и раскаяя представляются намъ преобладающими въ его тв‹ рчеств, потому что оно красной нитью проходить черезъ всЪ его воспоминан!я и элеми.

Историко-критическая литература Пушкина не поняла. Бзлинскй преимущественно цфвитъ его, какъ поэта нащональнаго, но въ чемъ нащовализмъ его убьжденй (а не просто подбора темъ) Б$злинсй также не объясняетъ. Не объяснилъ этого и Некрасовъ, такъ искренне преклонявцийся передъ силой Пушкинскаго слова и воображенй. Ничтожный Писаревь цфнитъь его только какъ стилиста, а тотъ единственный критикъ точнфе панегиристъ, который понялъ его глубже прочихъ, профессоръ Духовной Академ, высоко талантливый В В. Никольск, открывший Пушкинскую Америку въ своей актовой рфчи въ Петербургской Духовной. Академи подъ заглавемъ „Нравственные идеалы Пушкина“ (1832) и приведиий въ бурный восторгъ огромную аудитор!ю во главЪ.