Пчела
Господи, прости мои велит согрйшетя, настала моя смередушка, отчаянно произнесла Авдотья. Крепись, говорю, —не дологъ будетъ этотъ трудный путь, ободрялъ Степанъ. Внимая его ободрешямъ, Авдотья собрала остатки силъ, сделала еще шаговъ десять и въ изнеможенш упала на землю. —Послй тщетныхъ усилш ободрить и заставить идти далйе Авдотью, Степанъ взвалилъ ее обезпамятйвшую на плеча и пошелъ далйе. Ноша была тяжела, а дорога становилась чймъ дальше, тймъ труднее, онъ постоянно порывался, ноги то и дйло по колени уходили въ болото. Степанъ, сбросивъ свою ношу, выбирался на кочку, снова бралъ на руки Авдотью, присматривался въ темнотй къ дорогй, —но болоту конца не было видно; оно все становилось топче и топче. (Продолженье будешь).
На высотахъ спиритизма,
ВЪСТИ ИЗЪ РАЗНЫХЪ СТОРОНЪ МIРОВАГО ПРОСТРАНСТВА. мед!ума Давида Долгоглазова. (Я. И. Полонскаго). Беседа IО-я и последняя. Въ головй все еще туманъ и боль... Все, что узналъ я отъ живыхъ существъ, несравненно меня совершеннййшихъ, хоть и заставляетъ меня сожалйть о моихъ несовершенствахъ, которыхъ никто не можетъ исправить кромй Всевышняго, да и то, не раньше чймъ переселюсь я въ лучшш изъ м!ровъ (быть можетъ черезъ сотни и тысячи лйтъ, смотря потому, куда и на что я буду годиться); хоть мнй и грустно сознавать въ себй роковую, неизбежную силу земли или тйхъ условш, среди которыхъ выработалась настоящая жизнь моя; всетаки тайная гордость наполняетъ мою душу. Я мысленно радуюсь, что не похожъ я на тймъ мед!умовъ, которые даютъ нашей публикй разныя, по большей части, забавныя представлешя. Кто-то недавно говорили мнй, что одинъ изъ матер!ализовавшихся духовъ вынулъ изъ кармана платокъ и —высморкался!... Полагаю, что отъ этого факта Miiorie изъ нашихъ спиритовъ погрузятся въ раздумье и выведусь свои заключешя. Но, Богъ съ ними, —мнй не до нихъ теперь. У меня есть цйль —и я до конца буду ее преследовать.... Другъ мой, покойный Алексей, поощряетъ меня.... И странно, онъ вторично признался мне, что никто изъ духовъ его окружающихъ, ни онъ самъ не виделъ, не могъ видеть трехъ послйднихъ вйстниковъ изъ Мlроваго пространства, удостоившихъ меня своими посйщешемъ... Алексей могъ заметить только „нечто", чувствовать присутствие чего-то необычайнаго. И такъ, оказывается, что меня, каки существо телесное, эти явлен! я погружаютъ въ сонъ, а духовъ не погружаютъ; вотъ и вся разница! i ' . Были сегодня въ конторе-писали... Что это у васъ каки будто рука дрожитъ, сказали мне одинъ Ивановъ, сослуживецъ мой (человеки пожилой и рыхлый). А что? Такъ, почерки у васъ начинаетъ портиться, ужь вы того... не попиваете ли? Иногда попиваю, отвечали я ему засмеявшись;.. Только пьяными вы меня никогда не видите....
Сильно, сильно начинаетъ у васъ рука дрожать, батюшка вы мой!... Раненько!... Сколько вами лйти? Чай пятый десятокъ идетъ. А? Что вы это, пятый десятокъ!—съ небольшими сороки.... Ну такъ вы, съ позволенья сказать.... Тутъ онъ, безъ всякого съ моей стороны позволешя, брякнули такое словцо, что и написать совестно. Э! отвечали я съ досадой, мнй все равно, сколько мне лйтъ, и все равно, что обо мне думаютъ. Откуда такое равнодуппе? Изъ полнейшаго сознанья, что ни отъ лйтъ моихъ, ни отъ вашей похвалы, ни отъ вашего порицанья —лучше я не буду... Эхъ вы, батюшка вы мой!... засмеялся онъ, и потрепали меня по плечу; но что онъ хотйлъ сказать этими смйхомъ—Господь его вйдаетъ! Вчера, въ одинадцатомъ часу вечера, я вдругъ задремали. Сквозь дремоту почувствовали я, что чья-то рука легла на плечо мое.... Это онъ! это Алексей! мелькнуло у меня въ головй прежде чймъ тяжелый сонъ окончательно въ мертвое забытье не погрузили меня.... Когда я очнулся —былъ мракъ (не понимаю, кто потушили свйчу мою). Только отблески уличнаго фонаря косвенными свйтомъ, снизу вверхъ, освещали верхьпй косяки окна и темный стекла. Сквозь уличный стуки йдущихъ возовъ или обозовъ, гдй-то вдали пробило два часа. Въ домй было все тихо; въ конце корридора кто-то храпйлъ. Богъ знаетъ почему почудилось мнй, что я не одинъ въ комнате, что кто-то есть, кто-то около меня стоить, ходить, шуршитъ. На меня напали страхи, давно мною неизвйданный. Ощупью нашелъ я коробочку фосфорныхъ спичекъ, зажегъ одну спичку объ Стёну, увидали, что свйча стоить на комодй (кто это перенеси ее со стола на комодй, тоже Богъ ведаетъ). Не пвмыю, былъ ли у меня въ рукахъ карандаши, когда я любовался въ окно на восходящш мйсяцъ и вдругъ задремали. Но карандаши лежали па столе, около оторваннаго полулиста бумаги. Оказалось, что на этой бумагй было что-то написано. Я поднеси рукопись поближе къ свече и стали разбирать ее, но ни конца, пи начала разобрать не могъ. Вотъ, эта странная " Рукопись: дерзкое желаше.... Такого богатства впечатлйшй маленыйй мозги твой не вынесети ... Глазъ мой прорйзанъ лучами нашего, для вашей системы, центральнаго солнца и можетъ видить то, чего вы не видите Пламень, какъ матер!алъ и сущность нашего светила, непостижимъ для васъ. Ваше солнце померкло бы въ лучахъ его. Пламень этотъ не подчиненъ теми физическими законами, о которыхъ вы кой-что знаете, напротивъ, вей вами извйстные законы природы, начиная съ движешя вашего солнца, подчинены ему... Оно, наше громадное солнце, ежеминутно отдйляетъ отъ себя безчисленное множество искръ и каждая искра живое, мыслящее существо.... За сотни миллюновъ миль несутся эти живыя искры, или мысляпце клубы пламени, и залетая къ нами, припимаютъ участ!е въ актй творчества нашей природы, и.... Не цвйты и деревья, а цйлыя коллоны, храмы, дворцы и башни выростаютъ изъ нашей почвы, каки бы повинуясь нашей фацтазш, вотъ наше творчество. Нерукотворные города,—вотъ наше растительное царство Что ты поймешь изъ этого!?.... Но... мы знаемъ, что Знать и благоговйть —вотъ наше наслаждеше, но какъ еще много для вйры Наше центральное солнце вращается вокругъ другаго; но того солнца мы не видимъ, также какъ и вы не видите нашего.
Тй звйзды, которыя къ удивленно вашихъ астрономовъ вдругъ изчезали и потомъ появлялись, изчезали потому что дискъ нашего солнца. Ни каше ваши телескопы не разглядятъ Мыжизнь Невольно вслухъ, т. е. полушопотомъ, разбирали я эту рукопись, но до конца ни какъ не могъ разобрать ее... Оглянувшись на свйчу я дрогнули, въ ея шяньй, неподвижно устремивъ на меня свйтлоголубые, выпуклые глаза свои, стояло лице Алексйя. Одинъ усъ его проходили черезъ огонь, но свйча горйла тихо, безъ треска и колыхашя. За ними мелькали еще какья-то неясныя очерташя лицъ и все это, вей эти блйдные, полупрозрачный формы и очерки какъ будто прислушивались къ моему чтение, какъ будто ожидали конца рукописи ... и когда я останоновился, усилили свое благоговййно-изумленное внимаше, приблизили къ свйчй моей свои лица, любопытные глаза, полураскрытые уста свои. Алексйй! ради Бога, пощади меня! воскликнули я.... Успокойся!.... прошептали тихш женскьй голоси, у меня за спиной. Я оглянулся —никого. Взглянули опять на свйчу, — ничего.... только какая-то муха жужжитъ. Я раздйлся, потушили свйчу и легъ; но долго не могъ заснуть... Сердце замирало, голова работала.... Неужели я, даже для нихъ, для этихъ безплотныхъ души —мед!умъ?! Неужели безъ моей помощи, даже они не узнали бы того, что узнали?! Гордая мысль!... А впрочемъ развй онй, вей эти души, знаютъ больше того, что они знали, когда ходили по землй и быть можетъ даже не вйрили въ свое беземерНе. Затймъ я думали о томъ, что было мйой разобрано въ рукописи, и о томъ, чего не было разобрано.... Но.... довольно! Да... не довольно ли?... не пора ли мнй прекратить мои изелйдовашя? Но можетъ ли падаьопцй водопадъ остановиться на полдорогй. Можетъ ли вылетйвшее изъ пушки ядро повернуть назади. Какъ впрочемъ иногда просто объясняются нйкоторое явлешя. Пожалуйста, говорила мнй вчера горничная,— не засыпайте, не потуша свйчй. А что? Да какъ же. Намедни вы заснули, я вошла, вижу—спите, ну, я будить васъ не стала, а свйчу, ужь извините... задула.... И перенесли на комодъ? Кажется, сперва перенесла па комодъ, а потомъ задула... Этакъ вы заснете, да еще, пожалуй, пожару надйлаете. Ну, ну, не безпокойся! ДДа!а —а! У васъ все не безпокойся! А какъ погори мъ, что тогда? А сегодня хозяинъ позвали меня къ себй на хлйбъ на соль. Послй обйда, закурили сигару, да и спрашиваетъ: Лунатики ли вы? А что? Вчера было полнолуше, вы всю ночь ходили по комнатй, и все что-то ворчали, даже сто ломи вашими двигали. Помилуйте, вчера спали я великолепно: какъ легъ, такъ и заснули. Не третьяго ли дня вы это слышали? - НЬтъ, нйтъ.... вчера.... именно вчера. Я поздно воротился изъ клуба, и самъ стояли у вашей двери, сами слушали... Спросите у горничной. Чтожь вы не вошли? Да вы заперлись; а стучать я не хотйлъ. Говорятъ лунатиковъ пугать не елйдуетъ... Кто знаетъ, подумали я, можетъ быть я и лунатикомъ стали... можетъ быть еще, когда нибудь и съ ума сойду...
182
ПЧЕЛА.